Убранство не менялось, пыль не исчезала, а лишь увеличивалась. Статуи, которыми так гордилась царевна, тыкались в меня на каждом метре. Да-да, вы не ослышались. Именно тыкались: стоящие ровно, без движений, разные грифоны и на них похожие начинали заваливаться, стоило мне оказаться на их уровне, грозясь раздавить своей массой. И… пожалуй, это единственное, стоящее внимания в этом помещении.
Не считая подпевал царевны.
Интересно, она их обманом служить заставила, или те тоже имели зуб на своих правителей?
Мне даже представлять не хотелось причин, по которым те так обозлились. И не верилось, честно говоря. Посудите сами, будь правители такими плохими, сказочный мир расцветал?
Точно бы нашлись желающие изменить положение, подняли бунт, устроили революцию. Не знаю, как всё это делают в сказках, но уверена, способы отличаются лишь наличием волшебных элементов.
Попыталась разглядеть травников, но неудачно. Пошла дальше и увидела картину. На фоне леса, в окружении не зверомонстров, а обычных белок и барсуков, на расстеленном золотом покрывале, сверкающим ослепительным блеском, расположилась семья. Тёмно-русый мужчина в короне, украшенной изумрудными листьями, сидел с выпрямленной спиной, хотя сидеть так было не слишком удобно – покрывало на земле не тоже самое, что трон со спинкой. Губы мягко улыбались, а глаза цвета свежей травы смотрели по-доброму, но не на художника, старательно писавшего сразу три образа, а на женщину с золотыми волосами. Волны струились с плеч, дальше вдоль платья небесного цвета и затем падали на подол платья, завиваясь кончиками в кольца. Голова, увенчанная короной с изумрудными листьями, но меньшего размера, была повёрнута в сторону сидящего между женщиной и мужчиной мальчика, в котором я без труда узнала принца. С детства он совсем не изменился. Только взгляд его голубых глаз, доставшихся от матери, раньше был не стеклянным, а лучистым задорным, как у той, что его родила.
Передо мной предстало счастье во всём его великолепии: счастливая и дружная семья, явно любящая народ и любимая им. Ну… Природой так точно. Звери так и жались к королевской троице, хотя вроде должны были преклонять головы или скромно ютиться на заднем плане. Но нет, они были рядом и воспринимались частью семьи. И во всём этом читалась такая искренность, что невозможно было и вообразить, как кто-либо из них делает нечто, грозящее катастрофой целому миру.
Единственное, что смущало на картине – это блестящий вантуз в руках принца, но даже несмотря на эту дикость, а может и безумство, я категорически не верила в вину короля, королевы или маленького принца.
Снаружи что-то громыхнуло и сразу прозвучало:
– Милый! Почему врезаешься в мои розы? Ты так разобьёшь все вазы! А в одной из них твоя мама! Хочешь навсегда её потерять?
Ответа не последовало.
Я невольно зажала рот ладонями. Как можно быть такой жестокой? Бедный принц!
А царевна, нет, настоящая ведьма… продолжала:
– Твоя мама так любила природу. Ты же не хочешь её расстроить? Знаю, что не хочешь, хотя никак не реагируешь. Будь внимательнее к цветам. Милый! Да что же ты врезаешься в стены! И почему вдруг стал таким неуклюжим? Утром ещё нормальным был. Что произошло? И не стой здесь, дай пройти. Милый! Мне нужно в гардеробную!
Душа кипела, сердце разрывалось. От жалости, от злости, от невозможности прямо сейчас закончить всеобщие мучения. Взгляд невольно мазнул по вантузу и… на нём задержался. Такое ощущение, будто вантузом зарисовали нечто иное. Но зачем?
– В туалет хочу! – заявила как можно громче, понимая абсурдность догадки.
– Потерпишь! – донеслось в ответ.
– Не потерплю! – я была настроена решительно. – Хочешь, чтобы я использовала твою комнату не по назначению?
– Ты не посмеешь!
– Проверим?