Пентхаус отца Изабель.
Эти жилища разительно отличались друг от друга, но их роднила намеренная безликость. Такое нарочитое отсутствие малейших намеков на принадлежность кому-либо было по-своему уникальным. Там, где живут люди, которым нечего скрывать, полным-полно всякой всячины, дающей представление о жизни хозяев. Здесь ничего подобного не было. Сквозило ощущение, что хозяин дома замешан в чем-то нехорошем.
Такое же чувство возникало в пентхаусе Дэвида Росситера.
Водка меня взбодрила, и я решил хорошенько осмотреть квартиру. Единственным предметом, представлявшим какой-то интерес, был икеевский письменный стол у дальней стены. Изначально криво собранный, он и потом испытывал недостаток хозяйской любви.
Изабель не просыпалась.
Я не обнаружил ни дневника, ни блокнота, зато нашел фотографии. Несколько пачек глянцевых черно-белых снимков, распечатанных на домашнем принтере с высоким разрешением. На фотографиях была совсем иная Изабель. Будто на каком-то этапе в ее жизни возникла развилка, и в одном измерении Изабель пошла по дороге к счастью, а в другом скатилась в пропасть.
Я оглянулся.
На фотографиях она смеялась с подругами, держалась за руки с парнями и не имела ничего общего с анорексичной девчушкой на диване. От снимков веяло счастьем. Оно когда-то присутствовало в жизни Изабель.
Куда же оно исчезло?
Я выдвинул нижний ящик стола. В нем что-то звякнуло. Он был полон битого стекла – осколков зеркала. Я начал перебирать осколки, ожидая найти следы порошка или соломинку, и с удивлением заметил на них запекшуюся кровь. Приглядевшись повнимательнее, я понял, что разбито не одно зеркало, а три или четыре, причем разной формы.
Похоже, что Изабель окончательно распрощалась с девушкой на фотографиях и решительно рассталась с прежней жизнью. Вполне сознательно. Мне впервые пришло в голову, что, возможно, Изабель донимают не обычные проблемы богатеньких отпрысков.
Я вспомнил про телефон и, затаив дыхание, подошел к Изабель. Не отрывая от нее взгляда, достал телефон из сумки и тихонько удалился в ванную. Притворил дверь и открыл голосовую почту.
«Одно новое сообщение. Получено сегодня».
Тишина, вздох и голос.
Безупречный оксбриджский акцент.
«Изабель, возьми трубку. Я знаю, ты не желаешь меня слушать, но нам очень нужно поговорить. Ко мне приезжала полиция, спрашивали о тебе. О том, где ты. Упоминали Зейна Карвера. Сказали, что он связан с наркоторговлей. Изабель, я могу тебя защитить, но, пожалуйста, позвони мне. – Пауза. – Ты же знаешь, я тебя очень люблю».
Дэвид Росситер. Лжет дочери, нагнетает ситуацию, пытается заставить ее вернуться домой. Я удивился, услышав его голос. Росситер утверждал, что не знает, как связаться с дочерью. Я выключил телефон и открыл дверь.
Изабель стояла босиком у дивана. Встрепанная панковская шевелюра, размазанная тушь под глазами. Без каблуков, хоть и не очень высоких, она казалась ужасно маленькой, эдакой босоногой крохой.
Она заметила телефон у меня в руке:
– Что ты делаешь?