После обеда, во время которого меня старались игнорировать даже более тщательно, чем Иришку в отчетный период, я, не выдержав, схватила с вешалки пальто и сообщила ошалевшей Катерине, что направляюсь к Новийскому. Да, я сомневалась, что у меня выйдет проделать тот же трюк, что и у начальника, а именно прорваться сквозь голкипера команды противника и не получить за это по шапке, но разве попытка сохранить работу того не стоила?
Казалось, более обоснованной причины не существовало, не было ничего важнее. Во всяком случае, для меня и друзей, которые весь этот месяц всячески поддерживали мои попытки. Ванька, он ведь тоже помог! Если бы не он, я бы ни за что не сумела выяснить, где и с кем водит шашни Юлия Новийская. К сожалению, его «важнее» уже стояло за моей спиной, кривя в усмешке бледные губы.
Вот так я осталась в компании друзей, самых близких и верных, но настроение оказалось испорчено невосстановимо. Все стены лжи, которые я возводила, убеждая себя, что Ванька мне безразличен, пали. А затем еще раз, когда Ритка, обняв меня, во всеуслышание объявила:
С козырька вода шла чуть ли не потоком, а за ним творился настоящий ад, но мы пили дорогой коньяк из пластиковых стаканов и чувствовали себя восхитительно живыми. Да, я была одинока, казалось, что сердце разбито… Но все это казалось таким игрушечным в сравнении с ощущением, будто долгое время стоял перед вратами, за которыми таилась магия, и вдруг они раскрылись, позволяя присоединиться к миру, полному ярких красок и возможностей. Так оно, кстати, и было. В отличии от не взаимной, эфемерной влюбленности, почва под ногами стала тверже всерьез, и откуда-то взялся воздух.
— Ульяна Дмитриевна. — А вот это обескураживало почище зажиманий в кабинете! Он же запомнил имя какой-то рядовой и временной помощницы своего знакомого с первого раза. — Я не бросаю слов на ветер. Вы свою часть обязательств выполнили, теперь дело за вашим боссом, его выход. Если он готов выполнить свою часть договоренностей, то и я готов к сотрудничеству, не сомневайтесь.
— Вы приняты, наняты, утверждены в должности, закреплены в звании… называйте как угодно, но я жду вас в офисе в понедельник в девять ноль-ноль. И не вздумайте опоздать.
Новийский впервые за весь мой визит улыбнулся и протянул визитную карточку:
С присущей ей легкостью и весельем, Лона напомнила мне о том, насколько прекрасный сегодня день. Несмотря ни на что — чуть ли не лучший в жизни. И за это я крепко-крепко сжала ее в объятиях. Мы даже смешно потоптались на месте, хоть с разницей в росте это было и неудобно.
Вспоминая деньки курьерской службы, по эскалатору я пробежалась, запрыгнула в вагон метро после того, как загорелся запрещающий сигнал, пролетела по подземке даже не глядя на таблички выходов прямо к зданию департамента финансов. Зная меня в лицо, охранник и не подумал озадачиться целью визита. Это сыграло на руку, так как я влетела в приемную на манер Гордеева, собираясь высказать секретарю все, что думаю, и заставить ее меня пропустить… но той не было на месте. Поэтому я просто постучала в дверь кабинета Новийского и вошла, не дожидаясь разрешения.
И, наверное, это было самоубийственно, но я решила спросить:
В «ГорЭншуранс» меня не хватились, задание не придумали, а начальник все еще продолжал обсуждать архиважные вопросы страхования. Пострадав от никомуненужности, плюнув и сдавшись на милость злодейке-судьбе (а какой был выбор? Воевать-то не с кем), я направилась в бухгалтерию пить кофе с девчонками, велев Катерине в случае появления Гордеева позвонить.
— Николай Давыдович, — ворвалась я уже во второй кабинет за день.
— Простите, вашей помощницы не было, и я… — начала я сбивчиво, решив, что это единственный приемлемый вариант приветствия в нашем случае.
— Что?
Олеся Александровна из юридического отдела — дама с толстой папкой, тонкой талией и ужасающими темно-фиолетовыми ногтями, которые просто обязаны были избороздить спину Ивана Гордеева той же ночью. Он позвал ее на свидание в день, когда решалась моя судьба как помощника его отца. Ванька даже не подумал потратить свое время на нас — маленьких людей, с которыми обедал уже две недели кряду. Тут был бессилен даже элитный коньяк: у сына начальника имелось нечто покруче алкоголя. А то, что с этой стервой было круто — не нуждалось в подтверждениях.
— Вам стоит попить теплое молоко с растопленным маслом. — И, наткнувшись на свирепый взгляд, не без труда закончила: — Это… смягчает горло.
— Но это же день моего утверждения в роли помощника твоего отца! — удивилась я.
А вот после этого Гордеев стукнул пачкой листов бумаги по столу, отложил ту на край стола и с плохо скрытым раздражением уставится прямо на меня:
И вдруг стало так зверски обидно! Вот зачем было говорить об этом при всех?
— Саф, это Хеннеси! — подсказала Иришка. — После сегодняшнего дня ты обязана всем рассказывать, что пила настоящий, дорогущий, чтоб его, Хеннеси. Веха!