Две недели в трюмы мотоботов загружалось всё необходимое, чтобы по пути следования можно было заложить несколько городов севернее тех мест, где они жили. Там ведь тоже во времена каменного века жило довольно много людей. В дорогу — а они отправлялись в экспедицию на Урал первого июня ровно в девять утра — их провожал весь город. Поцеловав дочурок и их кормилицу, обняв почти всех членов своей большой семьи, Митяй поднялся на борт мотобота «Игнат» и встал к штурвалу. Два винта из полированной нержавейки вспенили воду, и мотобот, весело рыча двигателем, буксируя за собой Большую Шишигу, названную в честь одного из конструкторов «Пахомом», помчался вниз по Марии. Таня стояла рядом с мужем, и у обоих сияли на лице счастливые улыбки. Честно говоря, Митяй вконец извёлся без своих говорящих камней.
Да, движок мощностью в добрых семьсот лошадок — это тебе не хухры-мухры, особенно если вся нижняя часть судна, по самую ватерлинию, изготовлена из полированного титана и имеет идеально обтекаемую форму. Мотоботы шли так быстро, что Большиги — так народ сократил Большие Шишиги, — у каждой из которых имелось имя мастера, строившего её, встали на крыло и уже не представляли собой плавучий тормоз коммунизма. Так что до Григорополисской они доплыли менее чем за сутки и даже смогли подняться вверх по впадающей в неё речке Камышевахе добрых пятнадцать километров, после чего проехали ещё двадцать километров по степи и встретились с отрядом охотников, возвращавшихся из прикаспийских степей не только на Большой Шишиге, но и верхом на единорогах, и не с пустыми руками. Они изрядно сократили численность гиенодонтов и теперь, помимо стада из почти двух сотен молодых, могучих эласмотериев, самцов и самок, везли нафургонах множество засоленных шкур и даже солонины. Однако вовсе не это Митяй счёл самым большим успехом охотничьей экспедиции, а то, что вместе с охотниками на наспех сколоченных фургонах ехало два небольших племени, подобранных по пути. Всего чуть более шестисот весело галдящих душ.
Гиенодонты оказались недурны на вкус, а потому переселенцы не голодали. После недолгого разговора одни гиганты направились в сторону Дмитрограда, а другие стали съезжать в реку Егорлык, мутноватую от глины, и вскоре поплыли вниз по течению, чтобы добраться до ещё одной великой реки. Дон оказался именно таким, каким и представлял его себе Митяй, на редкость широким и полноводным. Эта река явно питалась тающими ледниками, и он предположил, что где-то в верховьях Дона, на Среднерусской возвышенности, всё ещё находится и медленно тает гигантская глыба льда. Проверять, так ли это, он в этом году точно не собирался и поплыл вверх по течению реки, стараясь держаться на середине и при этом, сидя в удобном кресле, стоящем на высокой надстройке, внимательно поглядывая по сторонам в бинокль. Как выяснилось уже довольно скоро, не зря. Сплавляясь по Егорлыку, они встретились с пятью группами охотников, и потому для пятерых ведлов-переговорщиков экспедиция завершилась. Вместе с большими тюками их переправили по очереди на берег, и они приступили к той работе, которой их обучали специально — принялись убалтывать племена охотников присоединяться к народу Говорящих Камней.
В предрассветный час, когда Митяй спал в большом кубрике, изготовленном из титановых решёток и прорезиненной парусины и установленном на верхней палубе перед надстройкой, поближе к входу, они доплыли до реки Дон, и его разбудил вахтенный матрос. Митяй соскочил с койки и направился в ходовую рубку, где первым делом умылся и позавтракал, а уже потом, когда окончательно рассвело, поднялся на смотровую площадку. Внимательно рассматривая в бинокль более высокий северный берег Дона, Митяй чуть не сверзился со своего кресла, когда уже через каких-то три часа увидел на берегу, между двух холмов, большое стойбище и, самое главное, скакавших верхом на лошадях всадников. Он тут же крикнул рулевому, чтобы тот поворачивал к берегу, и тот протрубил в гудок. Всадники его услышали и смело направились к берегу. Вид они имели довольно бравый, на всех были надеты меховые короткие куртки, штаны и торбаса, из-за чего они малость смахивали на чукчей или эскимосов. Но Митяю сразу же бросились в глаза их светло-русые волосы и бороды, отчего он широко заулыбался. Свои, славяне.
В руках всадники держали копья и луки, но это нисколько не смутило Митяя, и он подумал: «Надо же, оказывается, на Дону казаки ещё со времён каменного века жили. Ну ничего, я ведь тоже казак, только кубанский…» — и тут же принялся мараковать, как бы ему половчее перекроить все свои наличные ресурсы, они хотя и были немаленькими, а всё же не являлись безразмерными, а стойбище, при ближайшем рассмотрении, оказалось очень большим, чуть ли не самым настоящим городом. Митяю сразу же захотелось заложить здесь настоящий город. Особую симпатию его жители вызывали уже тем, что им было лень носиться по степи пешком и они, с помощью ведловства, приручили весьма крупных и упитанных на вид лошадок. Поэтому он не мог проплыть мимо, никак на это не отреагировав, и захотел отгрохать здесь город. Всё, конечно, так, но ему хотелось ведь заложить город на Волге и ещё два на Урале. Впрочем, какая разница — раз всё случилось так, то пусть тогда в каждом городе останется всего по три мотобота с грузами, а не по четыре, как он планировал перед отплытием. К тому же здесь можно было вообще обойтись всего двумя, до Дмитрограда ведь добираться на мотоботах всего ничего — спуститься в Азов, доплыть до Кубани и потом подняться по ней. Всего полторы недели ходу.
В стойбище тем временем началась беготня. Народ из него повалил было на берег, но всадники почему-то всех прогнали, и Митяй, подумав, быстро перебрался с «Игната» на «Пахома» и полез наверх, взяв с собой Тимофея Летуна, лучшего пилота, чтобы немедленно подняться в воздух на автожире и произвести авиаразведку. Что-то ему не очень понравилось поведение всадников. Перед вылетом он приказал опустить колёса мотоботов, взять их на буксир и медленно направляться к берегу, но не выезжать на него, а встать на якорь метрах в ста, напротив стойбища, и ждать. Пока он только успел немного рассмотреть всадников. Все они были одеты в добротную одежду из меха, обуты, но на лошадях ездили практически без седла, лишь набросив на них шкуры. Кажется, волчьи. На головах у многих были надеты странные головные уборы, изготовленные из волчьих же голов. Разглядеть черты лица он пока что толком не смог.
Тимоха поднял автожир в воздух и, набирая высоту, полетел к берегу. Всадники — а их было с полсотни — сначала остолбенели, но вслед за этим от них отделились двое гонцов и поскакали наверх, в стойбище. Митяй велел Тимохе лететь туда же. И опять поведение всадников ему не понравилось. Они даже не подумали попридержать лошадей, и потому людям, одетым намного беднее них, пришлось разбегаться во все стороны.
Поднявшись на широкую, просторную и плоскую ложбину между двух холмов, всадники, оставленные уже немного позади, поскакали к самому большому шатру, находившемуся в центре стойбища шатров под полтораста на пустом пространстве, поросшем травой и огороженном невысоким дерновым бордюром. Вокруг него находилось четыре загона с лошадьми, несколько коновязей и отиралось сотни под три мужчин, также одетых в добротные меховые наряды. Поблизости от этой площади, диаметром в полкилометра, выстроились по кругу ещё дюжины полторы внушительных шатров, а вокруг них, в поразительном беспорядке, располагались шатры поменьше, между которыми сновал полуголый народ. Перед входом в шатёр стояли два высоких шеста с привязанными к ними волчьими хвостами. Хорошо, что хоть не со скальпами и человеческими черепами.
Гонцы подскакали к бордюру, остановились перед ним и слетели с лошадей. Тимоха поднялся на высоту в сотню метров, сбросил скорость до минимума и стал кружить над площадью. Митяй же внимательно смотрел, что происходит внизу, и мотал всё на ус.
А внизу происходило следующее. Оба гонца, подозвав к себе кого-то из поселян, передали им ремённые поводья своих лошадей, сунули кулак под нос, а потом, чуть ли не согнувшись пополам, побежали к шатру своего атамана. Толпа раздолбаев, отиравшихся возле атаманской резиденции, расступилась и пропустила их к входу в шатёр, перед которым сидело на земле несколько амбалов с копьями. Гонцы бухнулись перед ними на колени и быстро доложили страже. Один из амбалов встал, подошёл к входу, положил копьё, опустился на четвереньки и шустро юркнул внутрь. Минут пять внизу ничего не происходило. Странно, но громкий стрекот автожира, доносившийся до казачков сверху, не вызвал у них никакого интереса, и никто так и не удосужился взглянуть вверх. Зато Митяй оглядел окрестности. Вокруг раскинулась зелёная, цветущая лесостепь, в которой паслось, несмотря на близость такого большого стойбища, довольно много животных, в основном туров с коровами, сайгаков и антилоп. Вдалеке он даже увидел мамонтов и шерстистых носорогов. Ещё Митяй заметил, что довольно много народу шарится по степи, добывая себе хлеб насущный, в основном это были подростки, охотившиеся на сусликов. Крупных хищников он вокруг не увидел. Наверное, казачки перебили.
Прошло добрых четверть часа, пока из шатра вышел атаман, здоровенный верзила лет под сорок, в одних меховых штанах и ожерелье из крупных клыков. Вся его гвардия тут же бухнулась на колени, и гонцы, не смея поднять на него глаз, сделали ему доклад. Тот их выслушал, почесался, что-то громко проорал и вернулся в шатёр. Казачки тотчас поднялись на ноги, вскочили на коней и поскакали к берегу. Митяй усмехнулся и попросил Тимоху без лишнего шума лететь в степь, чтобы найти там парнишку постарше и захватить его в качестве языка. Для пилота это было плёвое дело. Со своими говорящими камнями он мог запросто вогнать в ступор даже князя Дениса, но никогда не пользовался ими таким образом, поскольку знал, что тогда княгиня Ольга, приходившаяся ему родственницей, мигом затолкает ему говорящие камни из голубого хрусталя, имевшие форму двух больших двояковыпуклых линз, в одно место плашмя. Поэтому он никогда не экспериментировал над жителями Дмитрограда, но всё же был не прочь проверить свои силы на людях. Любых животных Тимоха останавливал на раз.
Минут двадцать они выискивали жертву и вскоре увидели паренька, ушедшего намного дальше всех остальных, вооруженного длинной кривой палкой. Этот охотник, прячась в траве, как раз скрадывал жирного, толстого суслика. Суслик оказался куда более осторожным зверьком и сразу же смылся в свою нору, едва только завидел автожир. Тимофей, приземлившись метрах в пяти от охотника, мигом стреножил его своими прозрачными голубыми линзами, испускающими яркие, искристые лучи, и через пять минут они уже летели назад, к Дону.
Их эскадра тем временем встала на якорь в сотне метрах от берега, по которому скакали и воинственно вопили добрых три с половиной сотни всадников, но они сейчас интересовали Митяя менее всего. Тимоха ловко посадил автожир на крышу «Пахома», на него же взобралось несколько членов экипажа, и Митяй передал им погружённого в сон охотника лет пятнадцати, тощего, но жилистого и крепкого. Первым делом он попросил, не приводя мальца в чувство, выкупать его, сухо вытереть и одеть во всё новое. Охотника мигом уволокли на «Игнат». Туда же отправился через полчаса и Митяй, но перед этим он собрал командиров всех машин и сказал:
— Ребята, не нравятся мне эти казачки. По-моему, тут произошло как раз то, чего так боялись предки Бастана. Один здоровенный тип, собрав вокруг себя шайку таких же лбов, — по всей видимости, все они отличные охотники на волков и прочих хищников, — подмял под себя большое племя, в котором народу лишь немного меньше, чем в Дмитрограде до прибытия в него даргтанов, а теперь ездит на них верхом. Он и его казачки шастают в меховых шмотках и морды себе наели знатные, а остальные люди ходят полуголые и тощие, хотя пора бы уже и отъесться. В общем, сейчас мы с помощью Тимохи выучим их язык, а потом проверим атамана и его казачков на вшивость. Вы все будете мне поддакивать, когда я стану говорить, какой местный вождь великий и могучий. А ещё я попытаюсь выкупить у него племя, как жених выкупает невесту у её матери. Если он согласится, тогда мы просто прогоним его, потому что он паршивый вождь и ему плевать на свой народ. Ну что, ребята, я достаточно ясно выразился?
Командиры машин поддержали Митяя дружным гомоном, и сразу же началось выяснение главного вопроса — кто пойдёт князем в этот новый большой город всего с двумя баржами хабара. Первым руку поднял могучий даргсу-полукровка Кирилл Электрик, пробасив:
— Митяй Олегович, я возьмусь за это дело. Смотрел я на берег в бинокль и диву давался, до чего же люди там худые и грязные. Надо им срочно новую жизнь дать. Сытую, чистую, с большим ведловством. Поведловал я над водой, Митяй, и так тебе скажу: хорошие здесь места, можно строиться. Вот только река слишком медленно течёт. Норию поставить можно, но генератор она будет плохо крутить, медленно, да это мелочи. Его ведь по-разному можно заставить крутиться.
Улыбнувшись этому кряжистому парню, Митяй сказал:
— Хорошо, Электрический князь, так тому и быть. Как город-то свой назовёшь, Кирюха?
— Да очень просто, Митяй Олегович, — Электроградом. Ты же говорил, что здесь есть под землёй залежи каменного угля, вот я и заставлю его наружу вылезти, и мы над ним поведлаем. Уголь — это та же самая твёрдая нефть, а стало быть, он может не только в печке гореть, но и по-другому отдать свою энергию людям. Без дыма.
Вообще-то Кирилла Митяй хотел поставить на княжение в Магнитогорске, очень уж ценным он кадром был, целых семь профессий имел, но раз решил осесть на берегах Дона, то это тоже было неплохо. Значит, теперь уголь и в самом деле сам из-под земли наружу полезет и будет гореть без дыма и вони. Они поговорили ещё полчаса и перебрались с «Пахома» на «Игнат», где Тимофей уже всё приготовил к языковому ведлованию.