Кострома – ровесница и сестра Москвы по основавшему город Юрию Долгорукому встретила пароход моросящим дождиком, поэтому пассажиры предпочли остаться на пароходе, на котором теперь хозяйничала костромская полиция. Несмотря на активное сопротивление капитана, пароход задержали до выяснения всех обстоятельств разбойного нападения и смерти Бибиковых. Костромская полиция планировала провести допросы пассажиров и экипажа. Трегубов отдал им свои отчёты, чтобы они сделали копии. Один из полицейских сообщил, что на его имя ещё вчера пришло телеграфное сообщение, но лежит в управлении. Иван чертыхнулся и под дождиком отправился в город.
Сообщение было от Стрельцова. О Всеволоде и Ольге он ничего не узнал, что было неудивительно. С ними было не всё так просто. Иван даже подозревал, что за исключением имен, всё было выдуманное: и фамилии, и место жительства. А вот остальная информация, хоть и была разрозненной, но заполнила те самые пробелы, о которые всегда спотыкался Трегубов. Он шёл назад под дождем, не замечая луж на своём пути, ноги уже давно промокли. Наконец, он имел достаточно информации, всё постепенно вставало на свои места. Как говорил пристав Столбов: если ты чего-то не понимаешь, значит, тебе нужно больше информации. Сейчас её было достаточно, можно начинать делать выводы.
Иван остановился напротив памятника Ивану Сусанину. Фигурка молящегося Сусанина была в самом низу, у колонны, поверх которой на самом виду находился бюст царя Михаила Фёдоровича. Взгляд, в первую очередь, приковывал царь, возвышавшийся на колонне, а не Сусанин. Коленопреклоненный герой был поначалу незаметен.
«Ну, конечно, – подумал Иван, – как там сказал Синицын при встрече? Лучше всего прятать на виду».
Он развернулся и быстро пошёл к пароходу. Костромская полиция проводила допросы, заняв две каюты на нижней палубе. Там стоял полицейский, которому приказали пока никого не выпускать на берег. Иван прошёл на пароход и нашел старшего, им оказался пристав Смирнов.
– Прошу Вас, возьмите кого-нибудь из своих людей и пройдём наверх.
– Зачем? – спросил пристав, которого оторвали от допроса.
– Думаю, что знаю кто отравил супружескую пару.
Доктор и Этьен
Михаил Александрович снова поднялся в ресторан. Он был не в настроении. Трегубов начал его в чём-то подозревать. Что он мог такого сделать, чтобы вызвать эти подозрения? Совершенно непонятно. Он старался всегда вести себя открыто и дружелюбно. В ресторане почти никого. Народ отсыпался под дождик у себя в каютах, периодически кого-то вызывали на допрос. В город не выпускали, хотя что там делать в такую погоду.
Васильковский до сих пор оставался за столом. За другим. Перед ним стояла чашка кофе.
Шеин подсел к художнику:
– Позволите?
– Конечно, садитесь, доктор. Грустно всё это, да?
– Что желаете? – подошёл официант.
– Тоже кофе. В Италии, наверное, нет такой погоды?
– Ну, почему же, бывает. Но разница в том, что там знаешь, что она пройдёт, а здесь, что завтра может быть ещё хуже, чем сегодня, а послезавтра, чем завтра….
– Да, я понимаю, о чём Вы.
– Их, действительно, отравили? – спросил Этьен.
– Да, – кивнул доктор, пригубив теплую чашку.