Книги

Шуты и скоморохи всех времен и народов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Неужели ты заставил меня подняться, чтобы только мне это сказать?

– А ты зачем заставил меня спуститься с лестницы?

Однажды Насреддин отправился зачерпнуть воды из колодца. Вдруг он видит в воде отражение луны, точно она туда упала.

– Ее надо непременно оттуда вытащить, – подумал Ходжа.

Он взял веревку с крючком и опустил ее в колодец. Веревка с крючком зацепилась за камень, Ходжа тащит сильнее, веревка оборвалась, и наш спаситель луны полетел навзничь и увидел тогда луну на небе.

– Хвала Аллаху! – воскликнул Ходжа. – Я, правда, немного ушибся, но зато луна поставлена обратно на свое место.

Автор сборника шуток и острот Насреддина прибавляет в виде заключения следующие строки: «Из этого видно, что Ходжа обучался всем наукам и отличался необыкновенным остроумием. Он учил всех, которые только этого желали. Иногда его речи были совершенно непонятны. Это действительно был мудрец».

Подобная похвала несколько преувеличена. Но на Востоке очень любят выражаться фигурально и вообще преувеличивать как похвалу, так и хулу. Вероятно, Ходжа был один из тех юродивых или морозофов, которые часто встречались между домашними и придворными шутами.

III

Народные шуты во Франции. – Полишинель. – Комедианты в отеле Бургон. – Табарен.

Мы рассмотрели историю и происхождение большей части шутов, которые происходят по прямой линии от Маккуса ателланов. Теперь остается только указать на различные типы такого же рода, которые составляли большое удовольствие для предыдущего поколения французов; многие из этих типов не исчезли до сих пор с площадей городов.

Два полишинеля различных типов, которые отличаются один от другого и по уму, и по праву, восхищали французов в XVII и в XVIII столетиях на подмостках ярмарочных театров. Один из этих типов, настоящий неаполитанский Пульчинелла, перенесенный во Францию итальянскими артистами; первым между ними следует отметить Микеланджело де Фракассано, который появился в первый раз в этой роли в 1685 году и надевал или совершенно белый костюм, или пестрый; затем он был в маске с огромным носом, а на спине громадный горб. Это именно был тот Полишинель, которого изображают на старых эстампах с надписью: «Шутовская маска в белом костюме, говорящая на языке неаполитанских крестьян, представляет глупого и тупоумного человека».

Рядом с этим есть еще и другой Полишинель, совершенно национальный французский тип, который не происходит по прямой линии от Маккуса ателланов, а скорее напоминает веселый и насмешливый нрав галлов. Это Полишинель живой, легкий, веселый, который ничем не напоминает тяжеловесность римского Полишинеля; в них только одно сходство: как у того, так и у другого было два горба. Но горб с давних времен представлял главный признак шуток и насмешек[108]. Первый горб – это намек на веселость и на шутливый тон этой личности; второй же горб напоминает блестящую и пробитую кирасу воинов и животы a la poulaine[109] (удлиненные в виде острий, так же, как и башмаки a la poulaine), что было в большой моде в XVII столетии. Этот Полишинель относится именно к той эпохе по некоторым деталям своего костюма, так как вместо традиционной треуголки он носил фетр a la Henri IV[110].

Около 1630 года Полишинель, изображаемый до того времени живыми лицами, перешел с народных подмостков в труппу кукольных комедий, как и мамаша Жигонь, другое шуточное лицо, о котором упоминается в 1602 году[111] в рукописном журнале французского театра. В этой форме новый Полишинель сделался почти политическим лицом. Известные в свое время содержатели первого в Париже театра марионеток, братья Бриоше, Жан и Франсуа, обратили своего Полишинеля в выразителя мнения оппозиции против знаменитого кардинала Мазарини, а в 1649 году заставили его декламировать со сцены крайне едкие мазаринады. Марионетки Брюше пользовались большим успехом в конце XVII столетия. Этот театр находился в конце улицы Генего, в так называемом Шато-Гаийяр. Даже Буало в своем седьмом письме к Расину в 1667 году говорит о Франсуа Бриоше.

Успех Полишинеля был весьма значителен и в восемнадцатом столетии[112]. Ему было дозволено и петь, и танцевать, и даже смеяться над разными современными событиями, что составляло большое удовольствие для жителей, когда они утешались песнями, ввиду той гибели, к которой их вела неизлечимая апатия Людовика XV.

После революции звезда Полишинеля несколько померкла. После 1830 года Полишинель уступил свое место чисто политической карикатуре. Эту карикатуру олицетворяли во время июльской монархии в лице Майе. Майе был такой же горбун, как и Полишинель, с живыми глазами, красным носом и толстыми губами; он беспрестанно произносил ругательства, отличался обжорством, постоянно пьянствовал и забавлял людей в течение восемнадцати лет. Майе был главным типом – политическим шутом, нечто вроде французского Панча, мелкого буржуа, хвастливого и крикливого, непримиримого врага невыгодных для него порядков, хотя он был очень доволен тем, что участвовал в государственных переворотах. Но только в то время, как другие подставляли свой лоб под пулю, он же сидел, запершись в своем погребе. Тип Майе был воспроизведен самыми талантливыми карикатуристами; ему часто придавали физиономии политических людей того времени, так на одном рисунке был изображен Карл X под чертами модного шута. Теперь Майе умер, а его предок Полишинель также сошел со сцены. Словом, герой веселого шутовства, который в течение стольких столетий смешил народ, теперь обречен на потеху детей и их нянек.

Полишинель и его аколиты итальянской комедии Арлекин, Доктор, Кассандр, Коломбина не были единственными народными актерами, привлекавшими толпу около своих подмостков. Во Франции исстари процветал фарс, т.е. такая пьеса, в которой актер был автором той сцены, которую сам разыгрывал; это были скорее шуты, чем комики, и из них самый замечательный был Табарен, который даже вошел в пословицу. Фарс перешел из Италии в Галлию, но там он был запрещен Карлом Великим. Однако фарс продолжал свое существование на подмостках фигляров, у странствующих лекарей и на ярмарках. Но эти комедианты фарса почти совершенно исчезли с 1629 года; их заменила труппа комедиантов, дававших свои представления в «Hôtel de Burgogne», построенном на месте прежних древних палат бургундских герцогов на улице Моконсей. Эти обыкновенные комедианты короля играли при дневном свете трагедии, комедии и фарсы и носили вообще два прозвища, одно для серьезных пьес, другое для шуточных.

Трое из этих актеров создали репутацию дирижируемого ими театра. Эти актеры были Толстый Гийом, Готье Гаргилль и Тюрлюпен. Но самым популярным был Толстый Гийом, или Цветок. Прежде чем сделаться актером, он был булочником. Его настоящее имя было Роберт Герен. Он играл роль добродушного простака, весельчака и пьяницы. Он был очень толст и всегда опоясывался двумя поясами, что придавало ему вид бочки; Толстый Гийом никогда не надевал маски, но посыпал лицо мукою; несмотря на то что он страдал одною острою болезнью, что часто вызывало у него слезы на глазах, но никогда не появлялся на сцене, не вызвав всеобщего хохота в публике, которая принимала его гримасы, вызванные сильным страданием, за кривлянья и удваивала свой смех.

Рядом с Толстым Гийомом тоже много аплодировали Готье Гаргиллю, настоящее имя которого было Гюг Геру. Он исполнял роли комических стариков. Это был тощий, сухой человек с длинными ногами; он надевал маску с бородою, что еще более способствовало его успеху. Вне театра это был всеми уважаемый человек. Когда он умер, то его вдова, дочь Табарена, вышла вторично замуж за одного нормандского дворянина.

Тюрлюпен, или Бельвилль, настоящее имя которого было Анри Легран, дополнял собою триумвират «Hôtel de Burgogne». Тюрлюпен играл роли плутоватых слуг. Один из его современников Робине говорит: «Это был прекрасный актер. Его шутки были исполнены ума, огня и рассудительности. Словом, ему недоставало только немного более наивности, а кроме этого, всякий уверял, что ему не было равного, хотя он был несколько рыжеват, но все же это был очень красивый мужчина, статный и ловкий. В разговоре он всегда являлся очень приятным собеседником».

Рассказывают, что Толстый Гийом, Готье Гаргиль и Тюрлюпен сначала давали свои представления фарсов на небольшой переносной сцене в одной из зал, где играли в мяч близ Сен-Жакских ворот, и эти три актера играли два раза в сутки: от часу до двух для школьников и еще вечером. Они брали за вход самую ничтожную плату, так что на их представления валила самая разношерстная публика. Актеры театра «Hôtel de Burgogne» остались этим очень недовольны и пожаловались кардиналу Ришелье. Тот приказал всем трем комедиантам явиться в его дворец, вероятно, страшный кардинал хотел сам лично убедиться в таланте этих трех актеров. И вот приглашенные начали свое представление. Толстый Гийом был переодет женщиной и умолял своего мужа то на коленях, то стоя пощадить его; а муж был вооружен саблей и хотел отрезать голову своей жене. Сцена продолжалась очень долго, но разгневанный супруг оказывался неумолимее Синей Бороды.