Как Добрыня Никитич приезжает в Киев к князю Владимиру, у которого он пробыл несколько лет, об этом упоминается в былине так:

Добрыня Никитич был еще и богатырь, и поэтому он рубит чудь, сарочину долгополую, черкес, калмык с татарами и пр., убивает Змея Горыныча, поборяет бабу Горынкину. На упомянутом выше пиру у князя Владимира Добрыня Никитич воспевает в роли скомороха свое рождение, свои подвиги и свои разъезды. Он приводит слушателей в такой восторг своею игрою и своими песнями, и те нашли, что «не было молодого гусельщпка супротив Добрынюшки Микитица».

Кроме Добрыни Никитича, был еще и другой такой любитель-скоморох по имени Ставр Годинович. Он также был боярин и в начале былины выводится на пиру у Владимира почетным гостем вместе с другими боярами, князьями и богатырями; но потом он появляется в качестве «веселого молодца» и забавляет гостей князя своей игрой на гуслях. Но вскоре Ставр Годинович впадает в немилость у князя Владимира за то, что вздумал хвалиться перед князем своими гриднями, светлицами, которые у него будто бы не хуже, чем у самого князя Владимира; по пересказу других, Ставр Годинович вздумал хвалиться перед князем своей молодой женой. Осерчал князь Владимир и приказал бросить дерзновенного в «погреба глубокие». Бедному Ставру пришлось бы так и сгинуть в этих «погребах глубоких», если бы ему на выручку не явилась бы его молодая жена, которою он так хвалился перед князем Владимиром. Жена Ставра Годиновича является в богатом посольском платье к князю Владимиру и выдает себя за грозного посла от Золотой Орды; она начинает требовать от князя «даней и выходов за двенадцать лет». Владимир, не подозревая, что перед ним не грозный посол, а жена его узника, старается угодить своему гостю. Последний спрашивает у князя, нет ли у него кого-то, кто бы умел играть на гуслях; князь немедленно исполняет желание посла и приказывает привести «загусельщиков» и «веселых молодцов». Но как ни старались приведенные скоморохи развеселить мрачного посла, ничто не помогало; самые развеселые песни не вызывали даже и улыбки на устах приезжего посла. Сидел он, сумрачный и задумчивый, точно тяжелую думу думал или точно камень тяжелый лежал у него на сердце. Жутко стало присутствующим; не знают, чем развеселить уныние посла из Золотой Орды, чем его потешить, чем его позабавить. Но тут кто-то из приближенных Владимира вспомнил о Ставре-боярине, заключенном в «погребе глубоком». Сказали об этом князю, и тот приказал привести боярина Ставра Годиновича перед грозные очи посла; хорошо играл боярин на гуслях, быть может, его игра развеселит, распотешит посла, и сменит он свой гнев на милость, и не будет князю притеснения от Золотой Орды.

Является Ставр Годинович перед светлые очи княжеские; худ и бледен он, истомился он своим долгим заключением «в погребах глубоких», соскучился он по молодой жене. Лишь только вошел боярин Ставр Годинович, как сжалося сердце грозного посла, но никто не заметил его смущения, даже и сам боярин не узнал своей молодой жены в этом грозном после от Золотой Орды. Настроил боярин свои гусли, и горазд он был играть во гусли яровчаты. И слушал посол игру боярина, слушал и восторгался он этими звуками знакомыми, этими песнями задушевными, и сменяет гнев на милость грозный посол Золотой Орды, прощает князю Владимиру «дани и выгоды», но просит его об одном только – пожаловать его «веселым молодцем». Конечно, князь с удовольствием исполнил желание посла, пожаловал ему «веселого молодца» боярина Ставра Годиновича.

Ставр, еще когда был членом великокняжеской дружины, пользовался большой известностью как хороший игрок на гуслях. Как видно из былин, Добрыня и Ставр умели славить и воспевать князя и его семью. Добрыня «повыиграл» всех от старого до малого, Ставр «величал князя со княгинею».

Кроме Добрыни и Ставра, в былинах упоминается еще об одном непрофессиональном загусельщике, приехавшем в Киев из чужеземного города Леденца на своих кораблях. Его звали Соловей Будимирович. Этот заезжий гость прибыл в Киев к князю Владимиру с целью свататься к княжецкой племяннице Забаве Путятишне. Соловей Будимирович был гость богатый и знатный. О его игре в былинах говорится почти то же самое, что и об игре первых двух непрофессиональных загусельщиков. Соловей то увеселяет игрой свою мать, то сам забавляется со своею дружиною.

Здесь, кстати, упомянем еще и о Чуриле Пленковиче, который поступил в постельничьи к князю Владимиру; на Чуриле лежала обязанность потешать княжескую чету перед сном. Вот как об этом говорится в старинных русских песнях.

К числу непрофессиональных скоморохов мы отнесем и Садко. Правда, сначала этот Садко был бедным гусляром, и скоморошество было его профессией. Он был до такой степени беден, что у него ничего не было, кроме гуслей; но потом он разбогател и сделался именитым гостем. Сначала Садко ходил по пирам бояр и богатых людей, потешая их своей игрой на гуслях, когда же его не звали на пир, то ему было скучно оставаться без всякого дела. Вот что про него поется в песне:

Что ему было делать? И вот вздумал он отправиться к озеру Ильменю и начинает там играть на берегу; его игра до такой степени понравилась морскому царю, что он обещал Садко дать и богатство, и счастье. Действительно, лишь только Садко вернулся, как его позвали на пир.

Вскоре после этого Садко разбогател, но и при богатстве он не бросил своего ремесла и по-прежнему являлся на пиры и играл на гуслях. Он до такой степени любил свои гусли, что когда ему выпал жребий быть выброшенным в море, то он в последний раз, перед смертью, захотел поиграть на своих гуслях и, обращаясь к своим людям, сказал:

И, спускаясь в море, он берет гусли с собою. Он ни о чем не думает, как только о своем любимом инструменте, который доставлял ему столько наслаждения в жизни.

Мы уже упомянули, что скоморохи были всегда необходимою принадлежностью на всех пиршествах и на свадьбах. Они потешали гостей своею игрою, своими песнями и прибаутками. На пирах князя Владимира всегда присутствовали как профессиональные скоморохи, так и непрофессиональные, т.е. из его дружинников, о чем мы упоминали выше. Об этих пирах говорится в былинах:

Но на этих княжеских пирах всегда раздавалась игра скоморохов-гусельников. Это подтверждается историческими свидетельствами; но с принятием Владимиром христианства духовенство, появившееся на Руси из Царьграда, стало порицать скоморошество, называя музыку, пение и пляску «бесовским наваждением». Но в то время народ еще жил полною силою творчества и мало сознавал, что песнь гусельника это угодие дьяволу. Сначала духовенство запрещало только духовным лицам присутствовать на тех пирах, где появлялись гусельники и скоморохи, а потом это запрещение распространилось и на мирян. Но какой мог быть пир и какое могло быть веселье без гусельника, скомороха, плясуна? Скоморохи потешали гостей своими песнями, присказками, прибаутками, и все это выходило у них и складно, и забавно. На каком-нибудь веселом пиру сидят гости за столом и бражничают, ведут серьезные разговоры, но лишь только появится скоморох-гусельник, зазвучит его инструмент под искусными пальцами игрока, как встрепенется стар и млад и начинает слушать игрока. Запоет скоморох какую-нибудь веселую песню, ногами притоптывает, плечами подергивает, головою покачивает, и гостям не удержаться, и они пускаются в пляс, и весело у них на душе; нет ни печали в сердце, ни заботы в голове. Богатые люди зазывали к себе скоморохов и не тогда, когда давали пиры, а иногда запросто, чтобы только развлечься от скуки, послушать веселые песни, забавные прибаутки. Так, например, в былинах рассказывается, как Терентьева жена приглашала к себе скоморохов в гридню «сесть на лавочки, поиграть во гусельцы и пропеть песенку».

Относительно же присутствия скоморохов на свадебных торжествах упоминается в числе прочих скоморохов о Добрыне Никитиче, который, переодетый загусельником, является на свадьбу Алексия Поповича с Добрыниной женой, которая считала своего мужа погибшим. Затем в другой былине, о Садко, говорится, что когда тот спустился на дно морское, то царь-водяник говорит ему:

Если на свадебном торжестве не оказывалось скомороха, который мог бы потешить гостей, то это уже были свадьбы не свадьбы, пир не в пир. Так, в былине о Ставре Годиновиче упоминается об одном свадебном торжестве, на котором не нашлось скомороха-гусельника, и выражается [это] в следующих словах:

Кроме того, мы находим свидетельство и в истории о том, что скоморохи присутствовали на свадьбах. Свадебный поезд, отправлявшийся в церковь, всегда сопровождали скоморохи и гусельники, что неоднократно порицало духовенство. Так, например, Кирилл, митрополит Киевский, порицал пляски, происходившие под звуки музыки на пирах и на свадьбах. В одном из путешествий по Московии, изданном на французском языке в XVII веке, говорится, что свадебный поезд невесты сопровождался всегда песнями глумливого содержания, которые исполнялись на улице родственниками, друзьями, слугами и рабами невесты. По рассказам Олеария, на боярских свадьбах всегда играла музыка, а также трубили в трубы и били в барабан. Но в особенности шумно справлялись царские свадьбы вплоть до царя Алексея Михайловича; на этих свадьбах преимущественно играла громкая музыка на духовых и ударных инструментах. Словом, в то время ни одна свадьба не обходилась без песен и музыки, как в царских хоромах, так и у бояр, и у крестьян. Вероятно, это делалось с целью, чтобы развеселить невесту, которая обыкновенно горько плакала, оставляя навсегда родительский кров, а более всего и самим гостям хотелось повеселиться и поплясать, а где же, как не на свадьбе, можно было не стесняться и потешаться сколько угодно. Вот почему древние гусельники и являлись необходимою принадлежностью всякой свадьбы. Кто же, как не скоморох, умел потешать честной люд и своею игрою, и пляскою, и присказками, и прибаутками. Тут веселились все без исключения, и старые, и молодые. Нередко плясали и сами гости, подпевая в то же время в такт музыке. Часто такое веселье продолжалось несколько дней кряду, в особенности у людей богатых и зажиточных.

Странно, что в народном предании не делается большого различия между простым скоморохом и певцом-гусельщиком, который поет серьезные героические песни, прославляя подвиги героев минувших дней. Это были, скорее, народные поэты, нечто вроде бардов, трубадуров, миннезингеров; в их песнях не было ничего смешного или забавного, как у «скомороха», который придумывает, только как бы насмешить народ, а нисколько не заботится даже и о самом смысле своих песен. Как их, так и других народ просто называл «скоморохами», «гудцами» или «игрецами» и «веселыми молодцами». Взял в руки гусли или какой-нибудь косой инструмент, на котором он наигрывает песенки или под звуки которого он пляшет, вот он и гусляр или скоморох.

Между серьезными певцами первое место принадлежит Бояну, которого считают «внуком Велесовым» и вещим песнотворцем. «Это соловей давно минувших дней». В своих песнях он прославлял прежние брани[129], воспевал подвиги Ярослава, Мстислава, славного Романа; под его искусными пальцами струны испускали то нежные звуки, то грозные, то грустные, то веселые. Слагая свои песни, Боян давал полную волю своему воображению; у него действительность сплеталась вместе с чудесами и необыкновенными подвигами его героев. Потом эти вдохновенные песни Бояна повторялись и другими певцами, только, конечно, так как они переходили из уст в уста, то являлись искаженными до неузнаваемости. Фантазия у Бояна была богатая, и, конечно, простым загусельщикам трудно было запомнить все те качества, которые вдохновенный певец приписывал своим героям, воспевая их подвиги. Поэтому неизвестный автор «Слова о полку Игореве» говорит, что он хочет начать свою песню по былинам того времени, а не так, как пел Боян, придавая своим героям разные подвиги, которых они вовсе не совершали. Боян не только воспевал героев минувших дней, но, по тогдашнему обычаю, воспевал хвалу и князьям. Автор «Слова о полку Игореве» после описания похода Игоря воспевает хвалу князьям и дружине. Хвала и величание считалось необходимым припевом на всех пирах и, в особенности, на свадебных торжествах. Скоморох или загусельщик в конце своей песни непременно прославлял боярина, у которого присутствовал на пиру, его жену, детей и домочадцев.

Те выражения, в которых славили князей (и впоследствии царей), бояр, царских слуг и в древние времена княжескую дружину, сохранились и до сих пор в святочных подблюдных песнях, причем славление иногда начинается с Бога:

Героями былин [если судить по их названиям] обыкновенно были «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья Муромец и Идолище», «Три поездки Илья Муромца», «Добрыня и Маринка», «Добрыня и Змей», «Добрыня и Алеша Попович». Это были герои из Владимирова цикла. Впоследствии былины слагались про Грозного царя Ивана Васильевича, про Ермака Тимофеевича, про Гришку Отрепьева, про царя Алексея Михайловича, про царя Петра, про Стеньку Разина и др.