— Кристина, а где твоя старуха? — вдруг поинтересовался он.
— А бес ее знает! Надеюсь, ее убили шапарцы! — беспечно и кровожадно отозвалась Кристина.
Ей не хотелось думать о старухе, не хотелось думать о Роберте Льве, мысленно она была уже в дороге, полной чудес и приключений, на пути в далекое аббатство Святой Женевьевы… Которое, конечно, будет не концом, а лишь началом ее пути!
Удивительно, как быстро распрямилась ее душа, едва ее избавили от страха: так встает травинка, на миг примятая каблуком. К ней на глазах возвращалась прежняя жизнерадостная беспечность и мальчишеская порывистость и резкость, и, глядя на то, как Кристина, улыбаясь, болтает ногами, шут вдруг подумал, что рыцарь Рэндери заслонил от нее все — кровь, до сих пор пятнающую каменные полы замка, убитого отца, «дьявольскую улыбку» Роберта Льва, исступленные мечты о мщении… А вдруг он точно так же заслонит от нее брата?
Кристина ткнула его локтем в бок.
— Ты чего такой мрачный? Со Львом расставаться жалко?
Юджин ничего не ответил, а Кристина продолжала весело болтать ногами и языком:
— Интересно, какой он, Сэтерленд? Говорят, там от дома к дому перекинуты висячие мосты… Непонятно, зачем нужны мосты без реки? И еще говорят, что в лесах возле Сэтерленда живет знаменитый разбойник Норландский Медведь. Юджин, как думаешь, нам повезет на него наткнуться? Вот бы посмотреть, как рыцарь Рэндери с ним расправится!
Юджин, хмыкнув, снова уставился на свое колено.
Доверие Кристины к трубадуру было безграничным, и она, похоже, совсем не думала об опасностях дороги и о том, что Норландский Медведь держит жителей севера почти в таком же страхе, в каком Роберт Лев держит жителей юга…
— Отец говорил, что близ Сэтерленда разводят самых лучших руссинов! — не унималась Кристина. — Как ты думаешь, рыцарь Рэндери даст нам проехаться на своем коне? А, Юджин?
— Тебе, может, и даст, — не выдержав, хмуро буркнул шут. — Ты же знатная госпожа! А я шут, сын кухарки, пащенок!
Впервые за десять лет он произнес это слово, и оно обожгло ему рот, как горькая полынь.
Кристина поперхнулась и изумленно заморгала.
— Ты что, объелся дохлых мышей? — наконец спросила она. — Ты же мой брат!
Юджин сильнее ссутулился и крепче сжал ладонями колено.
— К тому же я — трус… — давясь полынью, пробормотал он. — Так сказал
Кристина сдвинула брови. На лбу ее опять залегли складки, глаза потемнели.
— Ты не должен на него обижаться! — после долгого молчания проговорила она. — Мало ли, что он сказал… Когда больно, человек часто говорит, не подумав — помнишь, как я ругалась, когда вывихнула ногу?
Юджин усмехнулся своей кривой усмешкой, стянутой на одну сторону свежим шрамом.