Но Кристина ничего не ответила, и Юджин, скосив глаза, увидел, что она спит — тем внезапным беспробудным сном, каким засыпают смертельно усталые дети. Она спала на его плече так безмятежно, словно он и впрямь был храбрейшим из рыцарей, а не жалким никчемным трусом.
А может, все же не трусом?
Может, и вправду однажды к аббатству Святой Женевьевы придет бродячий жонглер и споет Кристине балладу про него — Рыцаря, Поражающего Медведей?
Шут тоже стремительно засыпал, и, едва закрыв глаза, увидел перед собой кучу бородатых оборванцев, громоздящихся за спиной детины в медвежьей шкуре, очень похожего на Роберта Льва. Оборванцы вопили и размахивали ножами, детина рычал и орудовал дубиной величиной с Волшебный Дуб… То был сам Норландский Медведь — но Юджин, не дрогнув, шагнул ему навстречу, и в руке его блеснул рыцарский меч.
— Молодец, малыш! — гаркнул рядом Рэндери. — Сейчас мы сдерем с мерзавца его медвежью шкуру!..
Что-то мягко толкнуло Юджина, вырвав из глубин прекрасного сна. Он открыл глаза — и подумал, что еще не проснулся.
По дороге к замку медленно двигался отряд рыцарей и оруженосцев. Человек тридцать ехали на могучих руссинах, уперев длинные копья в стремена, оруженосцы следовали за своими господами с запасными копьями и щитами. Доспехи сверкали на солнце, щиты с гербами светились, как лесные озера, мечи ерошили гривы коней… Это зрелище должно было вызывать дрожь восторга!
И Юджин действительно задрожал — а потом и затрясся, потому что во главе отряда на лучшей лошади из конюшни его отца ехал сам Роберт Лев, граф Эйлинбургский, Верная Смерть, непобедимый Рыцарь Огня.
Уже можно было рассмотреть герб на его щите — зажженный факел — и девиз: «Неудержимый, словно огонь». В пурпурном плаще и блестящих доспехах, огромный, как Норландский Медведь, Лев ехал прямо к пролому…
Нет, то был не сон!
Юджин уже видел колечки в сбруе лошадей и бронзовые чешуйки доспехов, но не мог ни привстать, ни пошевелиться…
Всё!
Лев наконец-то заметил шута и свою «жестокую донну» и от неожиданности жестоко рванул повод коня. Его глаза встретились с глазами шута, и губы Льва начали медленно растягиваться в улыбку, похожую на зазубренную трещину в стене.
От этой улыбки на шута пахнуло смертельным холодом, словно от свежевырытой могилы. Это сама Смерть улыбалась ему.
«Улыбка дьявола», — вдруг вспомнил шут.
Улыбка дьявола…
Рэндери!
Юджин оглянулся с отчаянной надеждой, что сейчас из-за угловой башни верхом на белом коне галопом вылетит рыцарь Фата-Морганы…
Но никто оттуда не вылетел и даже не выехал шагом.
Выражение лица Роберта Льва ежесекундно менялось, словно он примерял разные маски, и наконец на лицо его вернулась прежняя кривая ухмылка.