Но барон засопел и бросил к ногам сына один из двух легких коротких мечей, которые принес с собой.

— Бери, щенок… — буркнул он. — Покажу тебе кой-какие удары…

Кристиан, не спуская глаз с врага в ожидании подвоха, поднял меч и стиснул рукоять. Он ждал этого момента четыре года, не раз видел его во сне, но теперь не мог поверить, что долгожданный миг наконец наступил.

— Да не бойся! — усмехнулся барон. — Протыкать тебя насквозь я не буду…

Кристиан сузил глаза и вытянулся в струнку — маленький клубок нервов и жил, дрожащий от ненависти и возбуждения.

Барон не знал, что еще два года назад Кристиан упросил своего младшего старшего брата Оливье учить его бою на мечах. Оливье усмехнулся и сказал: «Ты же слишком слабенький, Крис!», на что Кристиан ответил: «Я стану сильным и убью его!»

Оливье только пожал плечами… Но с тех пор они часто фехтовали, уходя в поля — сперва на легких ореховых палках, потом на тяжелых дубовых и, наконец, на настоящих мечах с притупленными остриями.

— Что ж, меч правильно держишь, — одобрил барон. — А рубашку лучше скинь, слышь, задохлик!

Когда Кристиан скинул рубашку, стали видны старые шрамы и свежие кровоподтеки и рубцы, пересекающие его руки, плечи и грудь. Не многие старые рубаки могли бы похвастаться такими отметинами, какие украшали тело этого одиннадцатилетнего мальчишки.

— Ну-с, — сказал барон. — Смотри, как наносится прямой удар: вот!

Он вытянул руку с мечом и кольнул Кристиана в грудь — не слишком сильно, но так, что выступила кровь.

«Что стоишь, как пень — парируй!» — хотел крикнуть барон, как вдруг резкая боль ожгла его левую руку, брызнула кровь, а Кристиан немедленно сделал следующий выпад, норовя попасть ему в грудь (которая была на два дюйма выше его макушки). Барон машинально парировал удар, потом еще один и еще, заработал вторую рану в правую руку — и только тут понял, что происходит! Тогда он заревел, как дракон, которому вместо прекрасной девственницы притащили хромоногого бельмастого горбуна.

Сынишка конюха, до сих пор испуганно жавшийся в углу двора, бросился прочь, крича, что барон и Кристиан убивают друг друга.

Все слуги, сыновья барона и баронесса наперегонки ринулись на задний двор, чтобы посмотреть на эдакое диво — до сих пор им приходилось видеть только, как барон убивает Кристиана и все никак не может убить; за четыре года им это порядком надоело.

Рэндери продолжал оглушительно реветь, и, ворвавшись во двор, все увидели невероятную картину: барон, огромный, как вставший на дыбы бык, с окровавленными руками и перекошенным лицом, рубил мечом воздух вразрез со всеми правилами фехтования. Это было похоже на бой с призраком, потому что его противника почти не было видно за сплошным сверканием баронского клинка.

Но противник все-таки был, и даже еще живой, хотя кровь текла по его плечам, груди и животу…

Кристиан прыгал, увертываясь от клинка барона, как от града, лупящего со всех сторон, и сам то и дело норовил дотянуться мечом до груди или живота отца. Время от времени пронзительный драконий рев возвещал, что ему это удалось. Рэндери почти утратил дар членораздельной речи, лишь изредка в его реве можно было расслышать обрывки ругательств и богохульств, на которые он был всегда так щедр.

Кристиан дрался молча, молча принимал удары — а барон вконец обезумел от ярости, видя, что ему никак не удается покончить с этим увертливым дьяволенком.

— Разнимите же их, о Господи!.. — прошептала баронесса сыновьям.

На крик у нее сил уже не хватило. Она прижала руку к груди и — какой грех! — желала смерти своему мужу, наверное, в сотый раз за последние четыре года. За звоном мечей ее никто не услышал; все продолжали увлеченно наблюдать за поединком, удивляясь ловкости «заморыша».