Не уверен, что Энкиманси поверил в искренность моих намерений и необходимость преобразований. Скорее всего, верховному жрецу храма богини Нанше уже было все равно, потому что понимал, что его эти изменения не успеют коснуться.
— Я слышал, твои купцы постоянно плавают в Дильмун. Хотел бы отправиться туда, чтобы потом быстрее добраться до царства мертвых, — спокойно произнес он.
— Поплыли со мной до Лагаша, а там я посажу тебя на первое же судно до Дильмуна, — предложил я.
— Мне надо закончить кое-какие дела здесь, — сообщил Энкиманси.
— Постарайся успеть за месяц до зимнего солнцестояния, потому что ближе к нему купцы приостанавливают плавания до возвращения тепла, — предупредил я.
— Я прибуду раньше, к празднику богини Нанше, после чего и поплыву в Дильмун, — пообещал он.
68
Приплыл Энкиманси на большой плоскодонной лодке в конце первого месяца зимы, которая у шумеров в этом году началась в октябре. Впрочем, так называю это время года я, а шумеры словом энтен, что правильнее было бы перевести, как период между окончанием сельскохозяйственных работ, сбором последнего урожая и паводком на реках Тигр и Евфрат. Второй период, который я называл летом, начинался в феврале-марте и носил имя эмеш, что правильнее было бы переводить, как плодородный, приносящий плоды земли, сельскохозяйственный. Оба начинались вечером в первый день новой луны, поэтому даты каждый год менялись. Год был разбит на лунные месяцы, а чтобы компенсировать разницу с солнечным годом, через определенное количество лет, которое высчитывали жрецы Ниппура, добавлялся еще один месяц. У каждого месяца было свое название, связанное с сельскохозяйственными работами или храмовыми праздниками. Если первые обычно были одинаковыми во всех шумерских городах, то вторые — разными. Сутки начинались вечером и делились на девять частей: ночь на три по четыре часа, а день на шесть по два. Часы были солнечные и водяные. Последние шли не очень точно, особенно ночью, когда некому было подливать воду в сосуд, из-за чего давление снижалось, капли падали реже и часы начинали «отставать».
Пробыл в Лагаше ниппурский жрец до начала второго месяца энтена, который назывался в честь богини Нанше. Он провел праздничную церемонию в честь главной богини города. Иннашагга ассистировала ему. Со следующего года ей придется делать всё самой. К концу праздника Энкиманси настолько ослаб, что на следующий же день был перенесен на «Лидду», не успевшую закончить погрузку, и отправлен в Дильмун. Умер он через день после прибытия в этот порт. Благодаря этому, Энкиманси не надо было пересекать Персидский залив, чтобы добраться до царства мертвых, вход был совсем рядом, что сочли наградой богини Нанше за его многолетнюю службу ей.
После зимнего солнцестояния в Лагаш приплыл на лодке деверь Мескиагнунна. Он женился на Рубатум, младшей сестре Гильгамеша, и обзавелся тремя дочерями. Жена опять была беременна, и злые языки утверждали, что девочкой. Впрочем, прибыл он не для того, чтобы похвастаться неумением зачать сына.
— Гильгамеш предлагает нам с тобой присоединиться к походу на семитов, — сообщил Мескиагнунна.
— С каких это пор более слабый зовет под свое командование более сильного?! — возмутился я. — Может, мне еще и энси Шуруппака предложит пойти под его командованием в поход?!
Шуруппак постоянно находился под чьей-либо опекой, как мягко называли взимание дани. У этого города-государства в подчинении не было ни одного городишки, только несколько деревенек. Отсутствовал и лугаль, потому что сдавались быстрее, чем начиналась война. Сейчас Шуруппак «опекал» соседний Ниппур.
— Нет, он не будет командовать тобой. Мы пойдем тремя колоннами, каждая под командованием своего лугаля. Если не хочешь идти сам, пошли кого-нибудь другого, — объяснил Мескиагнунна.
— Командовать он не будет, но расскажет всем, что именно благодаря ему и выиграли сражение, — подсказал я. — В итоге мы сделаем дело, а слава достанется ему. Нет уж, пусть идет сам. И тебе не советую присоединяться к Гильгамешу. Если поход окажется неудачным, виновником будешь объявлен ты.
— Я не смогу отказаться. Мои воины узнали, какую богатую добычу ты привез из страны гутиев, и хотят такую же, — признался он.
Я сделал вид, что поверил Мескиагнунне. Мои разведчики доносили, что он намертво закрепился под каблуком жены, которая обожала своего старшего брата Гильгамеша и при каждом удобном случае ставила его в пример мужу.
— Возьми в поход только тех, кто думает, что у семитов можно захватить такую же богатую добычу, как в Эшнунне, — насмешливо посоветовал я.
— Я так и сделаю, — ухмыльнувшись, ответил Мескиагнунна.
Остаток зимы я занимался возведением крепостных стен и зданий самого разного назначения. Строительных материалов было много, строителей — еще больше, денег и вовсе немеряно, так что работы кипели. Благодарные жители Лагаша или просто холуи соорудили несколько стел, на которых я изображен несущим на голове корзину с глиной. По их мнению, это должно было обозначать мое непосредственное участие в стройках. Да, здесь принято носить грузы на голове, но не корзины с глиной, потому что содержимое будет высыпаться. Я указал на ошибку, но мне тут же возразили, что несу не глину, а кирпичи. Разве что мне эту корзину с кирпичами поставили на голову другие, потому что одному поднять ее очень трудно.