К обеду пригнали табун из шести сотен ослов и диких лошадей. Вместе с ним прибыли и два других переговорщика, лет сорока и одетые в набедренники из выбеленной ткани, но тоже босые. Мой секретарь пересчитал животных. Несмотря на то, что кочевники считать не умели, странным образом не ошиблись. Было ровно шесть сотен непарнокопытных. Когда проверка закончилась, я объявил кочевникам, что могут спать спокойно, завтра уйду в Лагаш.
— Мы хотим освободить из плена своих соплеменников. Готовы отдать за них твоего родственника Мескиагнунну, — предложили они.
— Одного за пятьдесят — это маловато. Мескиагнунну за десятерых, а за остальных по ослу или три барана, — сказал я.
Трофейные бараны съедались как-то слишком быстро. Такими темпами нам не хватит свежего мяса до Лагаш. Сошлись на Мескиагнунне и сорока баранах.
Их привели на следующее утро. Мой деверь выглядел среди баранов своим. Может быть, потому, что был грязен, с немытой головой в сосульках из слипшихся волос и в замызганном набедреннике из грубой ткани. Он казался лет на десять старше, а глаза и вовсе были тусклыми, как у старика. Слуги отмыли, причесали и переодели его, после чего посадили в шезлонг напротив меня, налили финикового вина и дали жареной баранины. Мескиагнунна ел жадно, глотал, почти не жуя, часто давился и откашливался.
Утолив голод, посмотрел мне в глаза своими старческими и произнес печально:
— Семиты сказали, что ты отказывался обменивать меня, предлагал убить, чтобы самому стать правителем Ура.
— Я и вижу, что ты валяешься в овраге с пробитой головой, а не сидишь напротив меня невредимый и свободный, — согласился с ним.
— Они так сказали, — упрямо повторил деверь.
— А Гильгамеш и твоя жена сказали тебе, что вы обязательно победите, но палец о палец не ударили, чтобы вызволить тебя из плена, — напомнил я. — Пора бы уже поумнеть, иначе долго не проживешь. И больше в походы не ходи, даже если я позову. Война — это не твое.
Мескиагнунна насупился и замолчал. Так понимаю, он не простит мне свое освобождение.
74
Следующие два года прошли в мирных хлопотах. Я улучшал свое маленькое государство, противостоя только весенним разливам. Третий паводок оказался очень разрушительным, размыл несколько плотин и затопил местность вокруг города. Правда, уровень воды был всего сантиметров пять. Город не залило. Защитили новые крепостные стены. Когда вода ушла, начали восстанавливать разрушенное. За этими хлопотами меня и застал привезенный купцами призыв защитить жителей Мелуххи от ожидавшегося нападения каннадига.
К тому времени мой флот состоял из шести однотипных судов. Они были отданы в аренду купцам, делая богаче меня и их. По договору суда должны быть немедленно переданы мне в случае военной необходимости, что и случилось. Я погрузил на них своих воинов, в том числе и новичков, так называемых «детей Лагаша». В свое время я собрал сотню крепких мальчиков в возрасте от семи до одиннадцати лет из малообеспеченных семей, сирот и рабов, а потом пополнял каждый год, поселил их в загородном тренировочном лагере, построенном на моем участке и на мои деньги, где опытные воины, и я в том числе, обучали их военному искусству. В первую очередь стрельбе из лука новым способом — натягивая тетиву большим пальцем. Еще учили владению копьем, дротиком, топором, кинжалом, одиночному бою и в составе фаланги на разных позициях, управлению колесницей. В общем, готовил универсальных бойцов, преданных только мне. Обучались в этом лагере и мои сыновья, правда, на более льготных условиях. В этот поход взял только старшего Меркара, которому исполнилось двенадцать лет. Пусть посмотрит на войну, поучится теории.
Добрались до Мелуххи благополучно. Если бы не жара, плавание в Аравийском море можно было бы считать видом отдыха. Не мудрено, что мореплавание сперва появилось здесь, но по этой же причине оно в этих водах не развивалось так стремительно, как в северных морях. Такие же суда, которые я вижу сейчас, будут в Аравийском и Красном морях и Персидском заливе и тысячи через четыре-пять лет.
Мы встали на якоря на рейде возле города. Судя по тому, что для меня прислали лодку с разноцветными подушками на банках, на одной из которых сидел командир храмовой стражи Сарама, в нас сильно нуждались. Меня повели, ни разу не обыскав, к верховному жрецу Укану, который уже не в силах был стоять, полулежал на специальном ложе.
— Наслышан о твоих победах над врагами твоей страны, — начал он с комплимента.
Похвалы, особенно в начале разговора, предупреждают, что тебя ждет отказ. Поскольку мне ничего не надо было от жрецов, попытался понять, в чем откажут. Не хотят больше платить дань? Так зачем им спешить?! Потянули бы время до зимы и сообщили об этом, чтобы я смог приплыть, как они думают, только на следующий год. Вообще-то, я могу приплыть и зимой, но пусть это пока будет для них тайной.
— Мои победы помогли и вам несколько лет прожить в мире с соседями, — напомнил я.
— Да, до этого года соседи не беспокоили нас, — согласился верховный жрец. — В начале весны дошли слухи, что каннадига собираются напасть. Мы послали гонца к тебе и делегацию к ним. Позавчера наши люди вернулась. Выяснилось, что слухи о готовящемся нападении каннадига оказались слишком преувеличенными. В любом случае хорошо, что ты приплыл так быстро. В городе есть купцы-каннадига. Они расскажут своим соплеменникам о твоем прибытии. Уверен, что это на несколько лет отобьет у них желание нападать на нас. Курухи до сих пор вспоминают тебя. Они уверены, что ты — злой демон, которого их верховный бог посылает на землю для наказания курухов. Ты ведь, по их мнению, появляешься из моря и исчезаешь в нем. Они уверены, что за морем ничего больше нет.