Песня закончилась, и Агния, улыбаясь, смотрела на танкиста. Пашка с силой хлопнул себя по колену:
— А ведь я знал! Я знал! Что есть ТАКАЯ песня! Должна была быть! Про танкистов! А то как же?! Танкисты есть, а песни нету, так что ли?!
И бросился к Андрею:
— Андрюха, выручай, ты же ахфицер! Ну не может такого быть, чтобы у тебя бумажки с карандашиком не было! Надо записать!! А то забуду!!
— Чего записать-то? Песню?
— Да, да!! Это ж такая песня! Я же её разучу! Мне ж экипаж новый дадут! Все будем петь!
— Да нету у меня бумажки, Паша, и карандашик в самолёте остался…
— Эх, жалость, так жалость! Ну как же… как же… забуду же, как там: под Прохоровкой ранен был в бою, … за молодую молодость в бою, чёрт, как там, забыл уже! Пичуга, давай напой уже ещё разок, мне надо выучить! Пой!
— Паша, да не колготись ты, на, держи! — она сунула ему в руку появившийся у неё в руке сложенный вчетверо листок бумаги, — это текст.
Пашка трясущимися руками развернул листок и изумлённо уставился в него: там ровными печатными строчками был написан текст только что спетой песни.
— Это тебе на память, Павел Иваныч. Учи, и пой на здоровье. И меня помни.
— Ох, Пичуга! — он растроганно обнял девушку, — запала ты мне в душу! Век не забуду! Спасибо тебе за всё! И за ножик, и за песню, и… за то, что… мы… ты… Эх, как ты тот бой провела! Песня!! Двенадцать «Пантер»! и «Тигр» в придачу! И всех в труху! Если бы не ты… то мы бы все там…
— Ой, смотрите, смотрите! — закричала Антонина протягивая руку, — вот он, фашистский аэродром! Вон, вон, смотрите, там и самолёты есть!
Все разом повернули головы по направлению её руки. Дорога, петляя, выскочила на широкое поле, в одном из углов которого виднелись несколько десятков немецких самолётов. Вернее, то, что от них осталось. Проехав ещё около сотни метров, полуторка остановилась — водитель, получивший приказ комбата, и сам понял, что это и есть тот самый аэродром.
— Твою же ж мать… — единственное, что вырвалось у Андрея, когда он увидел во всей красе открывшееся перед ним зрелище.
— Ого-го-го! — голосисто зареготал Пашка, — вот тут-то наш брат танкист повеселился! Аж душа радуется за парней! Вот это аттракцион!
Он спрыгнул на землю, и радостно осклабившись во всю ширь своей немытой физиономии, и тыкая в сторону стоянок самолётов, проорал: