- Ну да. Давний друг ... нашей семьи. - Дункан нахмурил брови и почти злобно посмотрел на нее.

На нее накатила волна возмущения. Как он смеет вторгаться в эту элегантную обстановку в своем грязном килте и заляпанных грязью ботинках? Как он смеет предполагать, что его присутствие здесь приветствуется? Как он смеет так улыбаться Элизабет?

Ее пальцы в ярости сжались в кулаки, а торт рассыпался на мелкие кусочки. Это был настоящий беспорядок, из-за глазури и всего остального, и она поспешно убрала его. Больше никто ничего не заметил , потому что все уставились на него, возможно, завороженные видом его узловатых коленей.

И насколько раздражало то, что они вовсе не были шишковатыми? Они были идеально сложены, как и все остальное в нем, и испещрены очаровательной шерстью мужественных волос на ногах.

Кэтрин сглотнула и заставила себя отвести взгляд, когда поняла, что тоже пялилась на его наготу—и, возможно, пускала слюни. К несчастью, ее взгляд метнулся вверх ... к нему.

Он наблюдал за ней со своей раздражающей кривой улыбкой.

А потом, к ее ужасу, он подмигнул.

Стук в дверь был долгожданной передышкой. - Лорды Тивертон и Нордхоф! - она вскочила на ноги, когда вошел Уинстон. - лорды Тивертон и Нордхоф!”

О, черт.

Это становилось только хуже.

- Милорды, - пропела она, когда они подошли к ней и покорно поцеловали ее руку. Она с трудом удержала улыбку, но в этот момент решила, что если и не сделает ничего другого сегодня утром, то только для того, чтобы доказать Дункану Маккею, что у нее есть поклонники. Все они хотели на ней жениться.

Это означало бы показать ему, что у нее есть выбор.

Ей-богу, так оно и было.

Дав им достаточно времени на то, чтобы поухаживать за ней, она взяла их за руки, ввела в комнату и представила всем присутствующим. Они оба были подобострастны к леди Эсмеральде, милостивы к Элизабет и враждебны к Прейблу, который опередил их, но когда их взгляды остановились на Дункане, они застыли. Они уставились на него так, словно кто-то привел обезьяну в гостиную.

Кэтрин попыталась посмеяться над их презрением, но не смогла. Ее раздражало, что лорды Лондона считают себя лучше шотландских лэрдов. Хотя Дункан не был ни тем, ни другим, он был прекрасным человеком—возможно, лучшим человеком, чем они или их друзья могли когда-либо надеяться стать.

Как бы то ни было, она не имела права высказывать свое мнение по этому поводу. После этого мгновения шока и смятения они оба сумели взять бразды правления в свои руки и приготовиться к утреннему визиту.

Однако они совершенно не обращали внимания на Дункана. Как будто его здесь и не было.

По мере того как беседа продвигалась вперед, охватывая самые банальные темы, которые только можно было себе представить, эта грубость становилась все более и более явной до такой степени, что Кэтрин хотелось встать и закричать.

По иронии судьбы, Дункан оставался спокойным, расслабленным и, казалось, слегка удивленным.

Но ведь Тивертон и Нордхоф не знали того, что знала Кэтрин.