— Сивер, с чего ты решил, что это миссионер?

Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти. Невысокий, плотный, седая борода аля-Хемингуэй. Он и сам чем-то походил на писателя, вот только армейская парадная форма делала это сходство смешным.

— Да ты глянь, Гвоздь, глянь. — Сивер ткнул пальцем в мою сторону. — Плащ, как и положено. Рожа прям натурально людоедская. Вон какую нажрал.

— У нас через одного рожи людоедские, что ж мне теперь всех свежевать? А плащ… Плащ с тела снять можно. Иди, пройдись по двору, десятка два точно найдёшь. Это не показатель. Лучше признайся, что решил статов срубить по лёгкому. А, Сивер?

— Да как же! Он заряжен!

— Я тоже заряжен. И что? Людоедом меня назовёшь?

— Тебя нет. Ну, Гвоздь. Ты в авторитете, хозяин Квартирника, тебя все знают. А этот… Ну глянь ты.

— Гляжу, Сивер, гляжу. Зарядка у него уже заканчивается, блеска почти нет.

Гвоздю надоело с ним спорить.

— Последний аргумент тебе, Сивер. Капустин, спусти с него штаны.

С меня стащили брюки, трусы. Я дёрнулся, но тут же для успокоения получил по почкам.

— Смотри, Сивер, — Гвоздь кивнул на моё сжавшееся хозяйство. — Примас своим миссионерам яйца режет. У этого оба на месте. Можешь даже сосчитать: первое, второе. Так что хвостик тебе свинячий, а не награда. И штраф за ложную тревогу. Пятьсот статов. Сроку месяц. Не заплатишь, я тебя самого кастрирую. Танцор, тебя тоже касается.

— Как же так, Гвоздь?

— А вот так.

Хозяин счёл разговор с дикарями законченным и обратился ко мне. Рассматривал минуты, покачивая головой.

— Кто ж ты на самом деле, бедолага? Плащ миссионерский, одежда загоновская, штрих-код на запястье. Говоришь-то хоть по-русски?

— Могу по-английски, — прохрипел я. — И по-немецки тоже. Ты на каком предпочитаешь?

По почкам прилетел новый удар. Я выгнулся и заскулил. Сука-а-а… Наногранды нанограндами, а боль никто не отменял.

— За что⁈

— За наглость, — хмыкнул Гвоздь. — Забыл, что старшим грубить нельзя? Отвечай по существу, и будет тебе счастье. Готов к разговору?