Она захлопнула дверь и скрылась. Несколько мгновений я находилась в немом шоке, что так быстро, резко и неудачно закончилась моя попытка договориться. Я ведь ни слова плохого не сказала, ничего ей не сделала. Но так было всегда. Осознав, что шанс получить возможность улететь в Америку упущен, я разразилась рыданиями, шатаясь зашагав к лестнице. Тело надламывалось напополам, теряя последнее, что давало надежду на благополучный исход. Больше не оставалось запасных ходов, других путей. Лишить её прав на меня, действительно, сложно. Для этого нужно предоставить доказательства плохого обращения или непригодных условий жизни. Но ночевать дома она мне не запрещала, даже ключ у меня свой был, просто мне не хотелось им пользоваться, кормить она меня тоже кормила, когда я приходила, просто создавала такую атмосферу, что пробыть больше получаса дома было невозможно. Я понимала, что она не хочет меня видеть и брезгует мной, вот и уходила. Да и я её терпеть не могла. Она меня не била никогда. Что же я против неё предложу? И судя по её настрою, она и в правду может подать встречный иск и меня загребут за проституцию в институт коррекции поведения*.

Я села на ступеньки и безутешно плакала, не представляя, как жить дальше и какой в этом всём смысл? Нет, конечно, можно было продолжать жить, как раньше, но я не смогу не думать о Химчане и о том, как он, что с ним? Если бы он подал о себе знать оттуда, из Нью-Йорка, возможно, мне бы стало легче. Но я хотела быть рядом с ним. Это труднообъяснимое ощущение, когда тебя расслаивает от недостаточности определенного человека рядом, когда ты смотришь на себя будто сквозь, потому что без его присутствия содержимого в тебе нет. Эта безумная привычка, образовывающаяся при влюбленности, что ты можешь увидеть, услышать, превращается в зависимость, в наркоманию по употреблению голоса и взгляда. И меня физически ломало без возможности насладиться ими ещё хоть минуту. Я тёрла свои ладони друг о друга, пока на них капали слезы. День рождения у меня летом, значит, до совершеннолетия у меня два с половиной года**. Два с половиной года. Достав мобильный, я открыла калькулятор и стала считать дни, каждый день, что остался до моего совершеннолетия. Считанные оставшиеся дни этого года, сто семьдесят пять дней до моего восемнадцатилетия и ещё два раза по триста шестьдесят пять. У меня вышло девятьсот восемь дней. Девятьсот восемь дней. Я принялась делить их на недели. Это почти сто тридцать недель. Тридцать два месяца. Я сбросила все результаты и убрала телефон обратно. Хватит рыдать, хватит рыдать, Шилла! Два с половиной года – это не вечность. Химчан жив, он есть, просто далеко. И два с половиной года не остановят меня. И мою любовь. Она настоящая, а потому проживет гораздо дольше. Вот она-то как раз проживет хоть сколько. Если понадобится – дольше вечности.

Внезапный звонок мобильного заставил меня несильно подскочить. Я достала мобильный опять.

- Алло?

- Ну что, готова ехать в суд? – это был Дэниэл. – Я договорился с Сунён, она скажет всё, как надо. Ей тоже сидеть не охота, а на Хима ей, видимо, как-то ровно. Не успела проникнуться родственными чувствами.

- Можно я её застрелю?

- Да ладно тебе. Как у тебя дела там?

- Отлично. Хочется убивать. Я так хорошо понимаю семейство Джунвона! На кого-нибудь я точно спущу пар. – Я назвала Дэниэлу свой домашний адрес по прописке и стала ждать, когда он за мной заедет. Взяв волю в кулак, я приказала себе не превращаться в размазню, а терпеливо ждать, когда же настанет лучшее время.

Я проторчала несколько часов в следственном отделе, походив по нескольким кабинетам и то и дело, пересекаясь с Сунён, которую мне хотелось отпинать ногами. Меня сдерживало не то, что она бы меня явно победила, а то, что это ничем бы не помогло, да и Химчан бы мне спасибо не сказал за грызню с его сводной сестрой. Дэниэл отъезжал по своим делам, а когда вернулся, сказал, что, как и предполагал, своей второй работы он лишился. Ему из чувства уважения предложили самому подписать заявление об уходе, но было ясно, что это приказ и увольнение. Людей, проморгавших убийцу века, вряд ли захотят держать хоть в одном ответвлении службы государственной безопасности. А вот я убедилась, что Дэниэл прекрасный человек, на которого можно положиться. Если его одобрил Хим, то я тоже одобряла. Не слишком ли моё мнение стало зависимо от мнения Красной маски? Да. Полностью.

Я шла по коридору на выход, когда навстречу мне показалась богато разодетая дамочка. Вернее, девушка лет двадцати пяти. Она была на шпильках, в обтягивающей, но не короткой юбке, в стильном пиджаке с золотыми пуговицами. Включившийся мозг, будто отряхнувшийся от зимней спячки, опознал в ней ту самую личность, которую мы с Химчаном видели когда-то в питомнике. Она была там с мужем… значит, это и есть та самая госпожа Стоун? Видимо, она тоже заканчивала здесь решать какие-то дела с полицией, накатившей на неё лишнего из-за клеветы Ти Сола. Накопившиеся гнев и злоба за несправедливость нашли мишень. Я сжала кулаки и, не обращая ни на кого внимания, налетела на неё, толкнув в грудь, да так, что она отлетела спиной к стенке. Я оказалась её ниже сантиметров на пятнадцать-двадцать, но это меня не остановило. Мне хотелось выцарапать глаза этой девушке. Потому, что она была моей соперницей, и потому что она причинила много страданий Химчану. В большей степени по последней причине.

- Ты! Ненавижу! – Она непонимающе взглянула на меня, явно видя впервые. Но мне плевать. – Это всё из-за тебя! Из-за тебя Химчан попал в эту задницу! Живешь в своём богатом и беззаботном мирке, и тебе нет дела до парня, который тебя любит! Ты ничего о нем не знаешь! Ничего!

Она не находилась, что сказать мне, после имени Химчана вонзившись в меня глазами, как в найденный клад. Меня догнал Дэниэл, схватывая и пытаясь оттащить в сторону. Он поздоровался с девушкой. Она едва кивнула ему, продолжая смотреть на меня. Я прищурилась, хлюпая носом от разочарований, усталости и желания, чтобы ей стало больно, как и ему. Ведь он так любил её! Я видела, я знала.

- Даже в самые трудные минуты он думал о тебе и спрашивал! А ты… ты недостойна его! Ты причинила ему столько боли, а он даже не решился тебе напомнить о себе или сказать! Он считает, что не имеет права вмешиваться в твою жизнь, хотя это ты не имеешь права не знать об этом всем! – пнув ногой воздух, я ткнула в неё пальцем, пока Дэниэл пытался меня угомонить и повести дальше. – Он совсем один, ни во что и никому не верит, никого не любит, и всё из-за тебя! Тебя!

Молодой человек выволок меня на улицу, тряхнув и поставив перед собой.

- Шилла, что это такое? Хочешь за мелкое хулиганство за решетку? – Я пыталась отдышаться, злясь и пыхтя.

- Да плевать мне! Хоть бы и туда! Ближайшие два с половиной года я абсолютно не занята, – вновь чуть не заплакав, я собралась и выдохнула большое облако пара. – Ненавижу, всё вокруг ненавижу! Убить готова эту стерву! И ещё кого-нибудь! Хочу что-нибудь сломать! Взорвать! Порезать!

- Тише, тише! – Дэниэл засмеялся и похлопал меня по плечу. – Могу предложить пострелять в тире, хочешь?

- Хочу! Нет, не хочу, – тут же передумала я, вспомнив о том, как Химчан схватился за винтовку Сунён. Оружие вызвало отвращение. Если он перестал убивать, то и я ничего подобного в руки не возьму. Но так хотелось уничтожить хоть что-нибудь! – Не знаю, Дэн, я не могу думать, не могу решать, ничего не могу… я не знаю, что будет дальше, что мне делать? Ти Сола скоро посадят. Значит, я могу больше не выходить на работу. Но мне нужна работа. Кем мне работать? Надо найти что-то, устроиться куда-то…

- Тебе надо школу закончить, Шилла, – Дэниэл поддержал меня на скользком спуске возле крыльца, и мы подошли к его машине. – Разве нет?

- Ну, это в параллельной Вселенной, где мне не надо было бы ещё и деньги самой зарабатывать, – я пожала плечами. – Я знаю, что Химчан тоже хотел, чтобы я училась, но теперь… мне надо оплачивать комнату. Не до учебы.