– А вы знаете, – сказала женщина, – эти дети меня тоже кое-чему научили.
– Чему же? – тут же поинтересовалась Александра Игоревна.
– Дети помогли мне понять, что ты не один на этом свете, даже если таковым себя считаешь. Всегда найдутся люди, которым ты небезразличен, которые откликнутся и придут на помощь, поддержат. Тебе всегда помогут, даже если тебя, как всех их, бросили самые близкие люди. Поэтому нам очень важно, чтобы эти дети не считали себя одинокими.
– Да, вы абсолютно правы, – согласилась Александра, – сейчас люди не понимают даже элементарных ценностей, не придерживаются их, думая только о временных забавах. Некоторые считают богатством, к примеру, счета в банке, а ребенок стал просто какой-то вещью, которая может быть не нужна, которую можно забыть или отказаться от нее… даже выбросить, – от этих слов Александра Игоревна не сдержалась и пустила слезу.
– Ох, не говорите, – печально сказала сопровождавшая ее женщина, открыв дверь в одну из комнат.
Оттуда издавались громкие детские визги, смех и шорох – радость постигла Холмогорцеву, когда она зашла туда и увидела детишек, безмятежно играющих, словно в обыкновенном детском саду. Комната была светлая, теплая, заваленная игрушками. Подобное было и в другой комнатке, но там уже были дети постарше – с каждым помещением возраст сирот возрастал подобно настроению и мыслям посетителей, идущих по этому маршруту. Холмогорцева улыбалась и смотрела на ползающих, бегающих, играющих, разговаривающих друг с другом и смеющихся детей. Некоторые дошкольники с серьезным видом сидели за столами, рисовали или что-то лепили: к творчеству здесь стремились приучать с самого детства, хоть как-то не зацикливать внимание детей на том, что они сироты.
Александра походила по комнате, стараясь никого не задеть и не побеспокоить. Она подошла к одному из столов – за ним на маленькой табуреточке сидела маленькая девчушка в розовом платьице. Она усердно что-то рисовала на альбомном листе, то и дело меняя разноцветные карандаши. Из разговора с ней Холмогорцева невольно для себя поняла, что все эти дети далеко не обычные, не такие простые, ведь наверняка уже понимают свое положение.
Холмогорцева несколько минут стояла около девочки и разглядывала ее рисунок, а девочка, кончив его разукрашивать, взяла его в свои маленькие ручки и показала любопытной тете:
– Нравится?
– Да, очень красивый рисунок получился у тебя, – ответила Холмогорцева. – А кого ты нарисовала?
На рисунке детской рукой был изображен большой дом в лесу, два человечка, ведущих за руки ребенка, девочку с косичками, отдаленно похожую на ту, которая это нарисовала.
– Я нарисовала своих родителей, которых я жду… очень сильно жду. Я хочу видеть их такими, как нарисовала… Я даже желание загадывала, – ответила девочка. – Мы будем с ними жить в большущем доме. Я нарисовала то, как мы сразу же поедем туда… когда они заберут меня.
– Очень интересно, – сказала Александра, подержав в руках листок. – Ты, наверное, хочешь быть художницей?
– Нет, я хочу стать врачом и лечить больных людей, ведь сейчас их много таких. Я была в больничке недавно, когда простудилась, и видела.
– А где твои настоящие родители? – ни с того ни с сего дернуло спросить Холмогорцеву.
Девочка не постеснялась рассказать:
– Умерли… в аварии, – она говорила своим детским голоском очень серьезные вещи, при этом не выговаривая букву «р». Девочка продолжила. – Вообще, у меня было много родителей.
– Это как?
– Ко мне часто приходили, болтали со мной, как я с подружкой на сончасе разговариваю. Давно это было – маленький дяденька, как мальчик с пальчик, и тетя с беленькими волосами и большим колечком на руке. Они обещали, что заберут меня, а потом, когда я проснулась в один день, то поняла, что в нашей группе нет Дениса. Наверно, они забрали его. Я точно не знаю, вы спросите у Олега, его братика – вон он там, играет с паровозиком, – указала девочка на коротко постриженного мальчика в шортиках и тельняшке.
– Хорошо, так и сделаю, – сказала Александра. – А как тебя зовут?