На этот раз молчание затягивается и я уже готова смириться с фиаско, как передатчик вновь оживает:

— Не уверен.

Вопросов больше не остается — сдержанно поблагодарив мужчину, я кладу трубку и, опершись руками о стол, долго нависаю над делами. Распахнутый сейф манит пустотой.

Секретарь действительно вызывает меня на допрос спустя несколько часов — к тому времени я уже совсем извожусь, пытаясь понять причины, побудившие кого-то сверху отозвать Морриса. Версий в планшете записано уже более десятка, но я нутром чувствую, что все они идут мимо.

Риндан не забегает — зашедший за мной секретарь, уже другой, объясняет, что инквизиторы отбыли полчаса назад. Я молчаливо соглашаюсь со спешкой и прохожу во вторую допросную.

Новый инквизитор, имя и фамилию которого я не запоминаю, скупо подтверждает все данные допроса. Это опять мужчина — высокий, темноволосый, с бородкой-клинышком. Я даже умудряюсь мимолетно удивиться — эта столичная мода в Лаерже не приживается, но ему, судя по всему… Знакомство со мной никто заводить не собирается — подписав протокол, инквизитор коротко кивает и вновь скрывается за завесой. Звук открывающегося портала я слышу уже через миг. Все по протоколу — предсказуемо и… скучно.

Я еще некоторое время сижу за столом. Остин не сообщил ничего нового — а значит, придется подписать освободительную: вряд ли мне дадут санкцию на третий допрос подряд.

— Дайте бланк, — устало прошу я секретаря и уже через несколько минут протягиваю заполненную таблицу назад — для проставления печати. Что ж, Остин — везунчик и день Отца встретит с семьей.

Чего нельзя сказать о Терре.

— Где сейчас мисс Уилсон? — уточняю я у секретаря прежде, чем успеваю осознать.

— Здесь, — раздается ожидаемый ответ.

Вот как… Морриса забрали, а главного свидетеля, по вине которого он и оказался в заточении, нет? Удивительно. И секретарь тоже это понимает — некоторое время глядит на меня, будто ожидая решения, а затем осторожно уточняет:

— Она останется на праздники?

— Не уверена.

Я действительно не уверена — хотя бы потому, что это несправедливо по отношению к девушке, оказавшейся здесь ради восстановления своего доброго имени. А значит, выход здесь лишь один — ходатайствовать перед кардиналом об освобождении свидетеля.

И в этот раз я готова на это пойти.

— Можете проводить меня к ней?

Я долго жду в коридоре, пока дежурный гвардеец, гремя ключами, пытается справиться с замком. Изнутри тоже намечается шевеление — я вижу, как в приоткрытой заслонке мечется огонек светильника. Наконец, замок поддается — и дверь распахивается, пропуская меня внутрь.

Терра чинно сидит на кровати, сложив руки на коленях. Она одета в то же платье, что и при задержании — выданная одежда заключенных ровной стопкой лежит на стуле. Все ясно, не надевала.

Я вздыхаю. Разговор начинать тяжело — и девушка это понимает, потому что кривится и, явно сдерживая слезы, первой нарушает тишину: