Наверное, именно эти слова и побуждают меня к диалогу.

— Меня инициировали в семь лет, — начинаю я, уже понимая, что разговор выйдет не особо приятным, — поэтому ожидали пробуждения дара примерно к семнадцати. Ошиблись — он проснулся на два года позже.

Я замолкаю, будто погружаясь туда, в несуществующее прошлое, которое чуть не стало моей могилой.

— И что?

— Я не сразу ощутила свой резерв. Мне все говорили, что он большой и что вмещает много эмоций, больше, чем другие, — говорить об этом тяжело, поэтому я тороплюсь, комкаю слова, спотыкаюсь, — поэтому я особо не отслеживала наполненность. Пока разбиралась, пока училась различать оттенки и отголоски…

— Прошляпила? — в голосе мужчины прорезается едва заметная ирония.

— Прошляпила, — признаюсь, невесело усмехаясь.

К моменту, когда я ощутила первое в своей жизни переполнение резерва, было уже поздно. Да и день этот я особо не помню — так, суета, озабоченные лица вокруг, внимательный взгляд высшего лекаря… он откачал излишек эмоций как-то иначе, используя заклинания, от которых тело выгибалось дугой, а затем плашмя лежало мокрой тряпкой. И так пять дней подряд.

— Я так понимаю, ты попала в госпиталь?

— К сожалению. Я… я не знала, что так бывает. И… — я не договариваю, уже осознавая, что он понял.

— Ты не хотела начинать избавляться стандартным способом?

Я приподнимаюсь на локте, насмешливо глядя на Риндана. Скрывать мне нечего — да и не хочется, если честно.

— Я не хотела, чтобы мой первый раз был таким.

Он смотрит на меня серьезно и ямочка на напрягшемся подбородке практически не видна. Максвелл явно понимает, что спрашивает.

— А как инквизиторы опустошают резерв? — играю я на опережение, чтобы получить передышку от неуемной любознательности мужчины.

— Так же, — он проводить пальцами от моего запястья к локтю и я сглатываю, чувствуя, как по коже пробегает холодок, — разве что реже. Дознаватели впитывают эмоции напрямую, мы же пропускаем через себя. Поэтому резерв наполняется медленнее.

— Но вы тоже заключаете контракты.

— Не без этого.

Оборванный на неуклюжей ноте разговор некоторое время висит в комнате, будто довлея над нами и мужчина это чувствует, а потому излишне весело улыбается и, поднявшись на ноги, протягивает мне руку:

— Пойдем вниз, я тебя накормлю.