– Выпивал, – честно признался Омельченко. – Человек, можно сказать, с того света вернулся. Один из лучших летчиков. Но никакой драки не было.

Тупиков снова взглянул на бумагу.

– Заведующего столовой старшину Панюшкина просил достать выпивку?

«И об этом написали».

– Просил. Зароконян в полете погиб. И весь полк на краю гибели был – туман запасные аэродромы закрыл. Чудом удалось посадить сорок семь экипажей.

– Ты мне тут свою удаль не выставляй, знаю я о той посадке. Ты ответь: к лицу командиру полка, подполковнику, вымаливать у старшины водку? Куда ты его толкаешь и как будешь требовать с него порядок, чтобы не воровал?

Лицо Омельченко горело от стыда. И что можно сказать в оправдание.

– Виноват, товарищ генерал. Не подумал тогда.

– А надо думать всегда! – повысил голос Тупиков. – Какой же ты, к хрену, командир, если пьянствуешь с подчиненными, драки учиняешь.

– Никаких драк я не учинял, – возразил Омельченко. – Это поклеп.

– Поклеп? А председателю колхоза кто на Новый год по физиономии съездил?

«И тут все передернули, с ног на голову поставили…»

– Не бил я его. А следовало. Нажрался, как свинья, и хвастаться стал, сколько он для фронта сделал, когда под немцами был, а что фашистам помогал, умолчал, хотя мне хорошо было известно.

– Не твоего ума дело, – оборвал его Тупиков. – Без тебя разберутся, чем он при немцах занимался. А руки распускать…

– Да не бил я его, – сорвался и Омельченко. – Пригрозил только, чтоб заткнулся. И из?за стола выставил.

– Лихой ты командир, – усмехнулся Тупиков. – Как это у Пушкина? «Ты парень, может, и не трус, да глуп…» В общем, будем решать, что с тобой делать…

У Омельченко заныло в груди. Неужели снимут? Его, кто сделал полк одним из лучших в дальней авиации, который почти не несет потери?… Точно такой донос, как в прошлом году на Меньшикова. Но тогда выяснили, кто вбивал клин между командиром и подчиненными, – Пикалов, фашистский агент. Теперь?то его нет… Неужто, еще один враг завелся?… Не может быть. Радиопередач больше не зафиксировано, все люди проверенные…

– Вы хотя бы с подчиненными поговорите, какой я командир, – несмело посоветовал подполковник.

– Поговорим. Обязательно поговорим. Хотя… – Тупиков ткнул пальцем в письмо. – Тут вот тоже мнение твоих подчиненных. Идите.

Он вышел из кабинета оглушенный, униженный, раздавленный. Голова шла кругом, будто от пьянки; перед глазами все плыло.