Первая петля оказалась пуста, но так и должно было быть – медведь шел из-за перевала. Зверь был не виден и во второй. Когда они подошли, все стало ясно – на стволе толстой лиственницы болтался обрывок троса. Следы говорили, что медведь, оборвав петлю, пролетел какое-то расстояние вниз, а потом убежал в сторону.

– Ушел, – вздохнул Валерка. – Точно, напугали.

– Ушел, – подтвердил, вздохнув, Полковник. – Больно здоровый, гад, оказался. – Он глянул на обрывок троса: – Чистейший минерал! Теперь уж здесь не покажется. По следу бы, да куда без собаки. Скараулит еще…

– Вполне может, – согласился Валерка, – он злой сейчас, с петлей-то на шее… Ну что, пуганем еще раз косматого на дорожку?

– Пуганем. – Карпыч вскинул двустволку и отдуплетился вверх. Эхо укатилось по склону. Постояв немного, он смущенно обратился к Валерке: – Я эта… переволновался, видно. Рябчики еще эти проклятые! Живот че-то прихватило. Ты покури чуть. Я сейчас. – Быстро сняв патронташ и повесив его на сучок рядом с ружьем, он нырнул в ольховник.

Недалеко от тропинки несколько раз прокричала кедровка, как бы предупреждая лесной люд, что где-то рядом появилась опасность. «Позднее зажигание, – мысленно высмеял ее Валерка, – хватилась, мать…» Он глянул на кусты, за которыми присел Полковник, хмыкнул, закинул карабин за спину и, прикуривая, наклонился над спичкой, пряча ее от ветерка между ладоней. Если бы он знал, какую смертельную ошибку только что совершил! «Никогда не носи оружие в тайге за спиной накрест, – не раз говорил ему в детстве отец, – вылетит зверь и не успеешь стащить через голову. Носи только на правом плече, чтоб под рукой было – успеешь сдернуть и выстрелить». И он всегда помнил отцовскую заповедь. Но тут как-то машинально поступил по-другому, чтоб прикуривать удобнее было, чтоб обе руки были свободны…

Зверь как будто только и ждал этой ошибки двуногого, чтобы рассчитаться со своим обидчиком, запах которого, исходящий от петли, он узнал сразу. Когда человек вздрогнул от его хриплого рыка и испуганно вскинул глаза, медведь уже летел на него, отводя лапу для короткого замаха и тут же резко выбрасывая ее вперед.

От удара в грудь Валерка плашмя рухнул на землю, придавив карабин собственной спиной. Шансов перевернуться на живот или выдернуть из-под себя оружие, зверь ему не оставил.

Карпыч, на бегу натягивая штаны, с криком мчался к зимовью.

Выйти одной из лагеря можно было, только пока все спали. Верка так и поступила. Проснувшись, словно по будильнику, в четыре утра, она быстро оделась, прицепила к поясу наган и побежала к водопаду.

Он уже успел снять свой датчик и сжал ее в объятиях. Верка не выдержала и заплакала – и от неимоверно долгого ожидания, и от всех накопившихся страхов и переживаний.

– Успокойся, дорогая, успокойся, – утешал он ее, а глаза самого тоже предательски блестели.

– Беда у нас, – всхлипнула Верка, – медведь убил Афанасия. Помнишь, тот хромой медведь, я тебе о нем рассказывала… Который ко мне за сахаром приходил…

– Я знаю, но… – Гир сделал паузу, понимая, что ее сейчас ждет новое потрясение. – Его убил хромой, но не медведь… Хромой медведь Афанасия не трогал. Убийца – один из ваших людей.

– Как? – Верка вскинула заплаканное лицо.

– Сейчас все объясню. Я видел убийцу сам. Большой бородатый рабочий, который хромает.

– Тамерлан! – Она почти выкрикнула имя.

– Да, Тамерлан… Он, понимаешь, как бы мое зеркальное отражение. Когда в полнолуние я становлюсь гуманоидом, он превращается в медведя. В очень злого медведя, жаждущего крови.

– В оборотня! – ужаснулась Верка. – Значит, не зря, не зря я так думала, не зря Зденек про приметы говорил! Выходит, он настоящий оборотень!

– Да, оборотень. Но если я становлюсь гуманоидом с полуночи до полуночи, то у него это происходит, кажется, с заката до рассвета. Иногда в течение нескольких дней, может быть, когда он не добывает сразу крови…