Такое предложение вновь показывает несправедливый характер послевоенных претензий И.Л. Солоневича по адресу П.Н. Краснова. Стремление белоэмигрантов включиться в антисоветскую борьбу повсеместно ограничивалось и допускалось только на определённых немецких условиях, не соответствующих устремлениям монархистов. После 1945 г. И.Л. Солоневич утверждал, будто А. Розенберг «требовал его полной ликвидации». В дневнике Розенберга Солоневич не упоминается.

Ввиду личных связей с высокопоставленными немцами назначенный во главе русской эмиграции в оккупированной Франции Юрий Жеребков, 25 июля 1941 г. в Париже, объясняя правящую идеологию национал-социализма, постоянно подчёркивал принципиальное различие между преобладающими взглядами русских монархистов в изгнании и программой НСДАП. Лидер Высшего Монархического Совета князь М.К. Горчаков, упомянутый представителем немцев не по имени, а по желанию занять советское посольство, со всеми его русскими единомышленниками, противопоставлялся курсу на строительство нацистской Европы.

М.К. Горчаков попытался организовать комитет защиты русских эмигрантов и перехватить прежнюю роль В.А. Маклакова. Нацисты не признали благотворительный комитет Горчакова и он действовал неофициально, помогая русским в трудоустройстве. По воспоминаниям Б.Н. Александровского, ссылавшегося на личные наблюдения, М.К. Горчаков ежедневно ходил с ходатайствами за русскими эмигрантами, устраивая их на работу и вытаскивая из тюрем. Действовал он на собственные деньги и занимал самое скромное помещение. Не было никаких признаков того, будто его назначили немцы. Правление ВМС перешло в Югославию к П.В. Скаржинскому.

Война вскрыла занавешиваемый прежде пропагандистским отрицанием интернационалистский принцип мировой революции НСДАП, которая стремилась к экспорту своей разновидности утопического тоталитаризма, подражая коммунистическим партиям. Это вовсе не означало, что, встретив противодействие крупнейшего врага в лице нацизма, монархистам следовало отказаться от задач борьбы с большевизмом или левым либерализмом западных демократов-глобалистов. Нацисты оказывались дополнительным противником, нисколько не отменявшим собственных русских целей восстановления Монархии через сплочение и развитие национальных контрреволюционных сил, особенно на территории СССР, где с отступлением коммунистов открывались новые возможности действий.

С другой стороны фронта, что из себя представлял в 1941 г. СССР хорошо видно из живых примеров: «в начале войны был издан такой указ: за опоздание на работу – судить. И отец как-то сказал: - Наконец-то за лодырей взялась советская власть!». «То есть выходило, что отец критиковал советскую власть! Вот ведь как всё было. – Значит, вы контрреволюционер?! Отца посадили в камеру, били. Выбили передние зубы. Требовали, чтобы подписал, что он контрреволюционер. Его приговорили к десяти годам без права переписки. И нам ещё повезло. Потому что маму не арестовали, и мы остались в городе» [А.С. Зацепин «…Миг между прошлым и будущим» М.: Э, 2017, с.116].

По этой причине и все мемуары о настроениях в СССР на 1941 г. повторяют одну и ту же фразу про культурный народ: «уверяли соседей, что бежать не надо, немцы – культурный народ и ничего плохого нам не сделает. Многие из еврейских семей считали, что раз они говорят на идише, а это почти немецкий язык, то бояться нечего» [А.С. Массарский «За кадром и в кадре» СПб.: Симпозиум, 2016, с.32].

13 октября 1941 г. из Калинина «сбежала вся милиция, все работники НКВД», остальное «всё население в панике убежало». «Настроение всех руководителей было не защищать город, а бежать из него» [«Скрытая правда войны: 1941 год» М.: Русская книга, 1992, с.169].

Как рассказывает военнопленный, симпатизировавший Белому Движению и отказавшийся возвращаться в СССР после 1945 г., переходы на сторону немцев и сдачи нацистским оккупантам свидетельствовали «о той нелюдской обстановке, которую власть большевиков создала у себя в стране» [Анатолий Бураков «Сквозь смерть и время» Мюнхен, 1960, с.26].

Надежды на спасение от большевиков не оправдались, иллюзии о немецком народе вскоре были разбиты, но Власовское Движение опиралось именно на эти самые широкие антисоветские народные настроения.

Давний знакомый П.Н. Краснова с 1918 г., генерал Кокенхаузен стал комендантом захваченной немцами Варшавы. Когда во Млаве, к северу от Варшавы, начали формировать казачью дивизию из военнопленных, 16 сентября 1942 г. туда ездил Краснов в качестве советника по казачеству. Это была местная инициатива, а не распоряжение высшего военного командования. Сохранившаяся переписка Краснова с Конрадом Кокенхаузеном, датируемая 1939-1943 г., всё ещё остаётся не опубликованной.

Немецкие участники антинацистского сопротивления, как Курт Хуберт, считали в 1942 г. «что НСДАП всё больше “левеет”. На севере Германии она настроена практически по-большевистски». Канонизированный РПЦЗ Александр Шморель говорил на допросе: «я открыто признаю себя приверженцем монархизма. Эта приверженность относится не к Германии, а к России» [И.В. Храмов «Александр Шморель» М.: Молодая гвардия, 2018, с.75, 162].

Примером сохранившегося немецкого сочувствия Национальной России, содействия православным монархистам и белогвардейцам, можно назвать то как в 1942 г. Штауффенберг и Тресков, поддерживавшие Власовское Движение, «хотели бы сформировать корпус в 200 000 или 300 000 человек, национальную армию, созданную на русской земле под командованием русских же офицеров. К тому же она должна была бы разговаривать на языке Священной Руси, любимой родины с её избами, колоколами, попами и иконами» [Жан-Луи Тьерио «Штауффенберг» М.: Этерна, 2012, с.148].

Для немецких властей было несомненно, что генерал Власов преследует подлинные интересы России, а не нацистов: «Власов – русский, то есть русский по национальности, который при формировании комитета преследует исключительно русские цели», прямо выступая против большевизма, правильно понимая, что только русские могут победить красных, и одновременно против нацистской политики, толкающей русских на сторону сталинизма [Эрих фон дем Бах-Зелевский «Дневник карателя» М.: Вече, 2021, с.281].

Контрреволюционная программа победы русскими силами, упомянутая Бах-Зелевским, полностью соответствует тому что А.А. Лампе 30 мая 1943 г. писал о встрече Краснова и Власова: «Интересно, что В[ласов] осуждает в призыве Краснова - призыв идти за немцами и призыв присяги им... он говорит о национальном правительстве, присяге и подчинении ему и союзе его с германской армией!».

Генерал Краснов, понимая, что требования Власова не будут исполнены, использовал другую стратегию действий, в долгосрочной перспективе ставя ровно те же цели, что и Власов, только ещё более контрреволюционные и монархические.

Насколько советская оккупация России была хуже даже нацистской, могли убедиться узники немецких лагерей, попавшие обратно в СССР. Новые лагеря теперь ограждала не одна, а две линии колючей проволоки – символ 1945 года. «Только война могла нас избавить от коммунистической тирании», - утверждали власовцы [Ф.Я. Черон «Немецкий плен и советское освобождение» И.А. Лугин «Полглотка свободы» Париж, 1987].

«Предпринятая генералом Власовым, его последователями и соратниками попытка вооруженной борьбы с коммунизмом, была закономерным историческим явлением, отразившим взаимоотношения между коммунизмом и русским народом» [И. Иванов «С кем мы?» // «Вече» (Мюнхен), 1981, №1, с.10].

Иван Ильин, видя во Власовском Движении «новую русскую гражданскую войну» против большевизма, понимал, что частичные сдвиги в нацистской политике в 1944 г. «очень запоздали», «надо было кардинально изменить немецкую восточную политику ещё в 1942 году». Однако продолжение русскими националистами антисоветской борьбы имело далеко идущее принципиальное значение для будущего России. В марте 1945 г. Ильин сочувственно приводил слова А.А. Власова: «Мы, так или иначе, погибнем. Но наша программа нас переживёт» [И.А. Ильин «Гитлер и Сталин. Публицистика 1939-1945 годов» М.: Русская книга, 2004, с.218, 276].

Термин Власовское Движение включает всех русских националистов из СССР, боровшихся с коммунизмом в 40-е. Вооружённые Силы КОНР составляли количественно незначительную часть этого движения, которое условно отождествляется с именем Власова, но не говорит о том что власовцы разделяли его взгляды по всем вопросам. Такова же ситуация с республиканцем Л.Г. Корниловым, который пытался претендовать на возглавление всего Белого Движения. Руководство КОНР, подобно группе демократов подле Корнилова, не смогло навязать свои революционные взгляды основному Русскому Контрреволюционному Движению.

Признание со стороны монархистов антисоветских заслуг Л.Г. Корнилова соответствует принципу поддержки всего лучшего, а не худшего в Белом Движении. Точно так относительно личности Власова имеет положительное значение не то что он вынужденно поддерживал сталинизм, а то как он с ним боролся. Одновременно А.А. Власов воплощает важнейшие задачи сопротивления нацизму, включая сюда и заслуги прямых сражений: «атаку бригады возглавляла вся троица, в том числе и генерал А.А. Власов. Значит он появился в армии не после взятия Волоколамска, как это обычно утверждается, а значительно раньше» [Василий Карасев «Яхромский мост. Крах «Тайфуна»» М.: Яуза, 2019, с.673].