И гладить… Снова и снова.

— Так реагировать.

— А как я реагирую?

— Не знаю. Но прекрати!

Такая чисто женская реакция. И такая чувственно-нежная.

— Оль, послушай меня. Ты сейчас чего разнервничалась? Ты не хочешь от меня ребенка?

Всё же один глупый вопрос сорвался с губ…

Его он не мог не задать.

Железный кулак в груди усилил давление…

— Хочу, — мягко выдохнула Оля сразу же. Без единой заминки.

И улыбнулась.

Робко и между тем смело. Как умела делать только она.

От её мягкости у Петра рвало крышу. Или дело в другом? Её «хочу» взорвало ему мозг, вынесло наружу нахрен.

Сердце заколошматило с бешеной силой, в ушах зазвенело. Вот тебе и легендарное громовское самообладание.

Петр улыбнулся в ответ, чувствуя, как сводит мышцы лица, несмотря на то, что облегчение сменило тревогу и подкрадывающуюся агонию.

— Тогда будем рожать. Будем же?

Второй глупый вопрос. А ведь не планировал его задавать.

Оля всхлипами набрала в грудь воздух и решительно выдохнула:

— Будем. Громов, но между нами…

— Отношения, блондиночка. Хорошие, крепкие отношения. Ты — моя женщина. Ты в моем доме, в моем сердце. Я покорен Сашкой, воспитаю её, как своего ребенка. Родишь нам сына, потом ещё разок за дочкой сходим.