Часы показывали без пятнадцати семь.

Ночью Оля выскользнула из объятий Петра. Тот перевернулся на спину, закинув руки за голову.

Ничего не сказав.

Оля накинула на плечи сорочку и была такова.

Она подозревала, что утром будет чувствовать себя не в своей тарелке, и всё равно оказалась не готовой.

— Ты рано встала. Чай? Кофе?

— Я приготовлю…

— Сиди.

Мужчина, хозяйничающий на кухне, вызвал у Оли слабость в ногах. Кто бы чтобы ни говорил, но когда мужчина утром двигается по кухне, а женщина сидит и наблюдает — в этом что-то есть.

— Я пожарила яйца с колбасой, — чтобы скрыть неловкость, проблеяла Оля.

— Я чувствую запах, — спокойно отозвался Петр, ставя чашку на поддон кофемашины.

Оля не знала, куда себя деть.

Да, случилась ночь. Они оба кайфанули.

А что дальше?

Почему этот вопрос в её голове за последние дни возникает слишком часто?

В отличие от неё, Громов выглядел спокойным, даже удовлетворенным и чертовски бодрым, а учитывая, во сколько они легли, удивительно. Такое ощущение, что он встал уже давно и успел передать кучу дел. На нем была домашняя одежда — серые свободные спортивные штаны и такого же плана футболка.

— Сейчас кофе попью и тогда поем. Никак не перестроюсь. Знаю, что надо наоборот, но уж как есть, — с мягкой улыбкой проговорил он, ставя дымящийся напиток перед Олей. Та благодарно кивнула и сразу же вцепилась пальцами в кружку. Петр заметил её метания. — Оля, ты смотришь на меня с таким выражением, точно собираешься сказать, что прошедшая ночь была ошибкой и она ни за что, ни при каких обстоятельствах не должна повториться.

Оля сильнее сжала чашку, не замечая, как та горяча.

— Как хорошо, что меня понимают без лишних объяснений, — тщательно подбирая слова, проговорила Оля, сидя с прямой спиной.

Она, правда, обрадовалась, что Громов понимает ситуацию и ей не надо изгаляться, объясняясь. Что произошло, то произошло.