4.5.4. Нормативное нарциссическое развитие

Когда ребенок входит в мир, он обнаруживает себя в психическом слиянии, или симбиозе, со своей матерью. Он выходит из ее утробы; после его рождения она кормит его; она заботится о нем. В своем нарциссическом мире ребенок не делает различий между матерью и самим собой. Мир — это его устрица, как говорят американцы. Материнская грудь для него особенная. Он воспринимает ее не иначе как часть самого себя. По мере того, как ребенок растет, он обнаруживает, что существует различие: Я и не-Я, его мать — это отдельная личность, как и он. Он обнаруживает, что грудь не всегда и не сразу доступна по одному его желанию. Это расстраивает и злит его, и в его примитивном восприятии теперь существует «хорошая» грудь, которая кормит его, и «плохая» грудь, которая не дает ему того, что он хочет, синонимично хорошей и плохой матери. Плохая мать проецируется вовне, а хорошая мать инкорпорируется, чтобы она могла «жить» в нем и утешать его своей безопасной, хорошей репрезентацией. Процесс созревания и его физическое и психическое развитие приносят новые открытия, как приятные, так и менее приятные. В ходе развития ребенок всегда будет испытывать напряженность, стремясь найти баланс между удовлетворением своих желаний и стремлений и (ограничительными) социальными табу, стандартами и ценностями, а также между противоречивыми эмоциональными побуждениями привязаться к партнеру и его потребностью в автономии и индивидуальности. На протяжении всего своего взросления он требует от родителей любви и защиты. В нашем обществе мать обычно является первым человеком, с которым ребенок вступает в интенсивный контакт. Если у ребенка отзеркаливающая мать, которая доступна ребенку как «нарциссический объект», то есть она стимулирует, признает, любит его и восхищается им, и ей не может угрожать зарождающееся «самосознание» маленького ребенка, это хороший задел на нормативное развитие. Мать обеспечивает безопасную, теплую, дружественную атмосферу, в которой потребности ребенка признаются и удовлетворяются. Ребенок занимает центральное место, что позволяет здоровому самосознанию и хорошему чувству собственного достоинства расти и укрепляться. В таком климате у ребенка может развиться «здоровый нарциссизм», который позволяет ему чувствовать себя внутренне свободным, ценным и самосознающим. Оба родителя необходимы для того, чтобы правильно направлять его психосексуальное развитие. Мать, как правило, является первым женским объектом в его жизни, который стимулирует его эротически, но такое положение дел не должно оставаться статичным. Эдипов конфликт должен быть разрешен правильно. Отец должен уметь справляться с фантазиями сына (свойственным всем нормальным детям) об обладании и слиянии с матерью, а также об отречении от своего отца. Отец будет побуждать сына следовать его примеру, заинтересовывая его посредством отождествления с мужской реальностью. Отец символически обеспечивает своего сына фаллосом (посредством идентификации), вводя мальчика в мужскую реальность — мир, отличающийся от мира матери. Таким образом, интимный симбиоз с матерью разрешаетса сам собой. Следовательно, мальчик защищен (от симбиотической феминной диады), и психосексуальное развитие будет продолжаться. Отец побуждает мальчика проявлять себя как мужчина. Когда родители совместно воспитывают ребенка, здоровая триангуляция позволяет мальчику найти свое место и безопасно привязаться к обоим родителям. Отождествляя себя со своим отцом как с мужским образцом для подражания, он вбирает в себя аспекты повеления отца и следует им таким образом, что первоначальное эдипово соперничество (трехсторонние отношения) превращается в копирование. Эти здоровые родительские паттерны обеспечивают ребенку развитие безопасной привязанности, позволяя ему отказаться от своего (нарциссического) грандиозного всемогущего образа и воспринимать своих родителей как реальные объекты. Конечно, ему только предстоит сформировать психические репрезентации обоих родителей. Он все еще будет воспринимать свою мать как могущественную, но по мере взросления он будет объединять ее хорошие качества с плохими. Тогда она становится «человеком из плоти и крови», которого ему больше не нужно идеализировать или бояться. Это также относится и к отцу. С течением времени ребенок интернализует образы обоих родителей и здраво интегрирует их в свою собственную идентичность, чтобы быть автономным и уверенным в себе. Это означает, что он может быть и матерью и отцом самому себе и не пренебрегать собой, будучи самому себе и матерью и отцом в достаточной мере. Эти поведенческие аспекты четко проявляются, когда подростки покидают родительский дом, чтобы пойти в школу; на этом этапе функции самопомощи должны быть достаточно хорошо развиты. В целом это хорошо, и в этом случае можно сказать, что родители обеспечили достаточную структуру и заложили основу для развития ребенка, что они были для него примером, в котором он мог бы отразить себя, и они также серьезно относились к нему, отзеркаливая его. Вне зависимости от всех взлетов и падений, неизбежных в процессе воспитания, это должен быть прежде всего взаимный, любящий процесс, с опорой на который ребенок мог бы развиться как личность. В этих паттернах взаимодействия «родитель-ребенок» родители дают ему способ для выражения своих эмоций, переживаний и когнитивных открытий, чтобы впоследствии он мог озвучивать происходящее в его собственном внутреннем мире. Хорошие родители не находятся постоянно в центре внимания, но предоставляют ребенку соответствующую свободу действий, не давая ему почувствовать, что он стоит особняком. Образы отцов, бегущих за велосипедами своих детей, чтобы защитить их от возможного падения, очаровательны и наглядно иллюстрируют весь процесс развития. Первые шаги, которые делает ребенок, происходят в непосредственной близости от протянутых рук, а не в объятиях чрезмерно заботливого, боязливого родителя (родителей).

4.5.5. Сепарация и индивидуация в безопасном окружении

При нормальном развитии попытки сепарации от первичного объекта не проходят совсем без тревоги. Но если родители включены в процесс воспитания положительным, доверительным и охранительным образом, у ребенка формируется безопасная привязанность и первые самостоятельные шаги не порождают чувства вины. Процесс сепарации вызывает у малыша и напряжение, и забаву, что мы можем наблюдать при игре в прятки, в которой дети практикуют это разделение. Определенная степень дискомфорта разлуки всегда наличествует, но такие переживания необязательно отрицательные. М. Малер (Mahler, 1975) считает, что некоторая напряженность необходима и способствует дальнейшему формированию личности (индивидуации). Если константность объекта неоптимальна, ребенок может утешаться углом одеяла или плюшевым медвежонком (переходный объект). Ребенок таким образом создает для себя промежуточную область между его внутренним миром и внешней реальностью. Это творческое решение остаться на время без конкретной матери, существующей отдельно, освободиться от нее, сохраняя при этом внутрипсихический баланс. Мы часто видим это, когда дети утомлены, встревожены или чувствуют себя одиноко. Переходный объект податлив, успокаивающий, он выбирается самим ребенком обычно на первом году жизни и действует как мостик в реальность. Он дарит мир и становится заменой отсутствующей матери. Используя переходный объект, малыш показывает, что он может и будет усваивать утешительный образ матери. Это признак того, что он находится на пути к автономии, поскольку это — один из внешних объектов, которые доступны его контролю. Согласно Ф. Гринекер (Greenacre, 1968; 1970; 1971), использование переходного объекта — это универсальный творческий акт, который постепенно исчезает из практики, когда ребенок обладает достаточными рефлексивными (символизирующими) способностями. Обычно этот момент приходится на начало латентного периода к семи годам.

4.5.6. Проблемное, нездоровое нарциссическое развитие

Нарушения развития возникают тогда, когда родители по тем или иным причинам не справляются со своими обязанностями по структурированию психики ребенка. Критическим фактором формирования перверсной организации личности может быть отказ от использования привычных паттернов детско-родительского взаимодействия. Изучая анамнез страдающих перверсией мужчин, я вновь и вновь встречала историю частично или полностью отсутствующего отца и доминирующей (в большинстве случаев симбиотической) матери. В отсутствии (положительного) партнера мужского пола мать может сосредоточиться на своем сыне не только из любви к нему, но и потому, что начинает особенно в нем нуждаться. Он наполняет пустоту ее жизни смыслом. В таком случае ребенок становится заменой отсутствующего или ненадежного супруга. В этом случае мать нарциссически нуждается в таком ребенке, чтобы заглушить свою боль, одиночество и эмоциональный голод. Ребенок смотрит в пустоту, но не узнает себя, а напротив — сталкивается с невыполнимой задачей отзеркаливания собственной матери. Ее пустота должна быть заполнена, а вожделения — исполнены. Когда это происходит, ребенок нарциссически катектируется матерью, в то время как для корректного развития необходима иная ситуация: мать должна быть нарциссическим объектом для ребенка. Ему не удается ни сепарироваться от матери, ни продолжить процесс индивидуации. В результате границы стираются, а следовательно, развитие собственного Я нарушается. Большая часть желаний и потребностей ребенка на самом деле будет исходить от матери. Ребенок еще не научился вычленять собственное Я и отличать его от матери, так как она вознаграждала его любовью в ответ на его внимание, одновременно игнорируя пренебрегая и отвергая его, когда он требовал внимания с ее стороны. Мать не отражала и не подпитывала его психологически. Отец либо отсутствовал, либо не оказался подходящей ролевой моделью для сына. И уже повзрослев, сын так и не смог выделять и дифференцировать собственные аффекты, так как не научился этому от своих родителей. В его Вселенной всегда существовало только влияние матери, из чего развилось мучительное чувство пустоты, напряжения и беспокойства. У него сформировалось «ложное Я», в понятиях Д. Винникотта (Winnicott, 1953), — маска всемогущего, отождествляемого с родителем ребенка, у которого всегда должны быть крепкие плечи (на которых будет восседать мать). Но его собственное отщепленное и расколотое Эго истощено и переполнено неистовой яростью, словно вулкан перед извержением. Никто не разъяснил ему его желаний и вожделений, потому что они никогда не заслуживали внимания. Многое из того, что он воспринимает, переживается просто как (физическое) напряжение, которое вызывает беспокойство и которое каким-то образом должно быть снято как можно скорее. В отсутствие других копинг-стратегий сексуализация неприятного напряжения — это единственный способ, доступный такому «ребенку». Мастурбация — это единственное, что он может делать независимо от своей матери. Его фантазии принадлежат только ему. Он испытывает тайное удовольствие и удовлетворение от этой деятельности. Сексуализация неприятного напряжения в таких случаях начинается еще до достижения полового созревания. Позже такие мужчины предпочтут сиюминутное расслабление взамен доверительным долгосрочным отношениям с женщиной. Отношения с женщинами обычно переживаются ими как ограничивающие их свободу, складывающиеся по тому же шаблону, который остался от опыта взаимодействия с матерью. Такой мужчина интернализует свою мать не как эмоционально теплый образ, но как требовательную, жадную и ненасытную женщину, которая пугает его и делает импотентом. Для него женщины стали угрожающими объектами, но они же, в связи с решительной попыткой преодолеть его страх кастрации превращаются для него в средство. Если отношения и существуют, то в основном являются краткосрочными. За первоначальным увлечением быстро следует разочарование. Надежда на теплый объект любви, который делает его совершенно счастливым, быстро рушится, потому что некогда желанные отношения постоянно заставляют вспоминать кастрирующую, истощающую мать. Независимо от того, как часто он пытается найти нового партнера, негативная интернализованная материнская репрезентация продолжает преследовать его. Это мешает ему освободиться от ужасающих образов своей юности.

4.5.7. Сепарация и индивидуация в небезопасном окружении

Когда ребенок растет в небезопасном, сбивающем с толку, чрезмерно возбуждающем или интрузивном семейном окружении, процесс сепарации может протекать с трудом, если вообще начнется. Процесс отделения от «катексиса» интрузивной, симбиотической родительской фигуры сопровождается амбивалентностью и конфликтами. Каждая попытка автономии воспринимается и переживается как предательство. Это небезопасная, запутанная ситуация для малыша, из которой он не может выбраться без посторонней помощи. Она порождает чувство вины и страха. В отсутствие (сильного) отца, который освобождает сына от (диадной) связи с матерью, ребенок может, среди прочего, искать убежища в переходном объекте (ПО). Д. Винникотт описывает, как маленький ребенок сам выбирает себе предмет или ритуал: им может стать большой палец, плюшевый медвежонок, одеяло или мелодия, которая имеет большую эмоциональную ценность для ребенка и от которой он также неотделим. Прилагательное «переходный» используется Винникоттом для обозначения того, что объект не принадлежит полностью ни внутреннему миру ребенка, ни миру «объективной реальности». Для ребенка это первый объект во внешнем мире, на который он может проецировать все желания и потребности, и для него он приобретает реальный смысл обладания. Вступление во владение ПО — это чрезвычайно творческий автономный акт. Ребенок сам выбирает то, что ему любить, использовать, обладать, не причиняя вреда матери или кому-либо еще. Но если для ребенка с безопасной привязанностью переходный объект является мостом во внешний мир, который необходимо исследовать, для ребенка с небезопасной привязанностью он становится объектом безопасности (спасительным кругом), за который он отчаянно цепляется, чтобы уйти из (угрожающего) внутреннего во внешний мир. И здесь он приобретает уже совершенно иное значение. Это не мост к реальности, а бегство от нее. Переходный объект становится фетишем и не используется, чтобы избежать опасности и отогнать страх.

Фетиш навязчиво и постоянно используется в качестве опоры в пугающих ситуациях, из которых хочется убежать. Его также можно назвать аутистическим объектом, назначением которого является предоставление ребенку чувства стабильности и неприкосновенности. Ф. Гринекер считала, что переходный объект и фетиш имеют одинаковые доэдиповы корни. И тот и другой выбираются ребенком самостоятельно в самый ранний период жизни. В первые годы нелегко провести различие между переходным объектом и фетишем. Фетиш наделяется магическими силами неприкосновенности и власти. Он чрезвычайно переоценен и может впоследствии принимать преувеличенные, эксцентричные формы. Примером могут служить зубы тигра, булавки (пирсинг), обувь или другие твердые предметы. Переходные объекты, как правило, мягкие (например, плюшевый медвежонок).

К. Госселин и Г. Вилсон (Gosselin & Wilson, 1984) описывают пациента, которого они наблюдали на разных этапах жизни в течение длительного периода. В детстве мальчик зациклился на блестящих булавках. В возрасте 8 лет вид булавок сексуально возбуждал его. В уединении в ванной он выполнял все виды аутистических, ритуальных действий с булавками. Когда ему было 23 года, его жена наблюдала за целой серией аналогичных действий. Здесь можно сказать, что переходный объект и фетиш имеют одинаковое фазово-специфическое происхождение, но каждый из них следует своим собственным путем. То, что когда-то служило успокаивающим, утешающим и питающим объектом, с помощью сложных психических процессов (в которых Эго расщепляется, отрицается и отвергается реальность) превращается в атрибут, посредством которого выполняются магические ритуалы. Цель этих ритуалов состоит в том, чтобы отогнать страх утраты физической целостности (также называемой кастрационной тревогой). Фантазия и магическое мышление необходимы, чтобы отказаться от чувства бессилия и страха кастрации, а также найти замену (потерянной силы) фаллоса, которую должен был обеспечить отец. Благодаря использованию фетиша, жуткое бессилие (например, импотенция) волшебным образом отвергается и изменяется посредством обращения в противоположность (реактивное образование). Как только этот процесс осуществляется, перверсию можно считать сформированной.

4.6. Заключение

Каждый индивид нуждается в бессознательных защитных механизмах, которые оберегают Эго или собственное Я от боли и других переживаний. Функция защитных механизмов заключается в обеспечении внутрипсихического равновесия и оказании помощи в адаптации к резким изменениям во внутреннем и внешнем мире индивида. Защитные механизмы воздействуют на когнитивные искажения, которые приводят к изменению внутренней и внешней реальности. Существуют адаптивные и дезадаптивные (незрелые) защитные механизмы. В зависимости от уровня развития индивид будет использовать незрелые или зрелые формы. Дезадаптивные формы защиты обычно являются «строительными материалами» для создания психопатологии, потому что они не обеспечивают принятия эмоциональных решений и одновременно не способствуют внутрипсихической интеграции. Они могут вызвать невыносимые внутренние конфликты и в то же время могут принести кратковременное облегчение, используя такие средства, как расщепление или сексуальность. Дезадаптивные формы защиты создают иллюзию близости. Фантазия часто используется для восстановления утраченного чувства нарциссического равновесия. Типичные для сексуальных преступников стили защиты обычно формируются в предпубертатный период. Сознательные защитные механизмы являются частью копинга, хотя нельзя провести строгое различие между сознательным и бессознательным. Можно сказать, что копинг-стратегии являются результатом длительного процесса научения, в котором родители, а затем и группа сверстников выступают в качестве моделей для подражания. Здоровые паттерны привязанности, которые развиваются в ходе этого процесса, гарантируют, что ребенок чувствует себя знакомым с окружающим миром и способным жить в нем, что он может придавать смысл своему собственному поведению, идеям и желаниям и что он способен понять других. В анамнезе мужчин с перверсиями я часто сталкивалась с семейными ситуациями, в которых отцы часто или всегда отсутствовали и в которых матери играли доминирующую (обычно симбиотическую) роль в жизни сыновей. Такая небезопасная связь в раннем детстве является предиктором для более поздних поведенческих проблем, потому что этот стиль привязанности у мальчиков может привести к извращению и потенциально агрессивному сексуальному преступному поведению. Сексуальный преступник также имеет другие типичные формы защиты. Он отрицает и отвергает объективную действительность и проецирует вовне собственные интрапсихические процессы. Поскольку сексуализация создает иллюзию близости, над которой он всегда имеет контроль, он обычно не может испытывать адекватное чувство привязанности к реальному партнеру. Кроме того, интернализованная, негативная репрезентация матери может продолжать преследовать его, что затрудняет поиск партнера. Сепарация от «катексиса» родительской фигуры, которая воспринимается им как навязчивая и симбиотическая, — это процесс, сопровождающийся амбивалентностью и конфликтами.

Глава 5.

Иллюстрации психодинамического процесса

(Пер. К. А. Лемешко и Ю. В. Безмельцевой)