– Я сжигала вещи бывшего мужа. Вещи, которые ему были больше не нужны. Думала, это лучший способ избавиться от них. А для меня – возможность двигаться дальше. – Эту фразу я стала произносить перед зеркалом после одного из телефонных разговоров с Миной.

– Да. Этот период, видимо, был мучительным для вас. Развод. Они не бывают легкими. Но к чему такая тщательность? Почему вы решили уничтожить все? И свои стенографические записи, и вещи вашего мужа?

Она ждала от меня ответа, держа наготове карандаш.

– Об этом обязательно спросят. Вам понадобится ответ.

– Про вещи из офиса я подумала во вторую очередь. Я сжигала вещи Майка и лишь потом решила добавить к ним те, что привезла с работы.

– Привезти коробки из офиса домой вы решили сами?

Это был вопрос, но я восприняла его как утверждение. Все, что от меня потребовалось, – кивнуть. История обретала форму при минимуме усилий с моей стороны.

– Наверняка в этот период вам было чрезвычайно трудно. Неудивительно, что вы порой допускали ошибки. С теми же этикетками на коробках. Легко понять, что вы могли мыслить не совсем четко, может быть, отвлекаться на раздумья о том, что ваш брак распался. – Она сочувственно мне улыбнулась.

Это Мина предложила сделать мой развод объяснением несвойственной мне бестолковости. Он стал ценным строительным материалом, из которого мы возводили нашу версию событий. И все же меня возмутило то, как упорно педалировала это Сандра Тисдейл. У вас путались мысли. Вы отвлекались. Делали ошибки. Неправда, я никогда не позволяла личным неприятностям вредить моей работе, но все равно сидела и кивала. С годами я приучилась держать язык за зубами. Выдержка жизненно важна в моей профессии, и я посоветовала бы каждому, кто собирается попробовать себя в ней, зарубить это себе на носу. Слишком уж часто от нас требуется прикусывать язык.

– Скоро закончим. Ежедневник. Почему вы удалили записи из ежедневника Мины Эплтон?

– Просто пришлось немного похозяйничать. В тот период пресса особенно настырно вторгалась в жизнь Мины, поэтому время от времени я открывала ежедневник и удаляла записи, которые внушали мне опасения, поскольку могли быть превратно истолкованы посторонними.

– Посторонними? Вы имеете в виду журналистов?

– Да, но не только. Поездки, записи о которых я удаляла, носили личный характер, и я беспокоилась, что кое-кто в компании может осудить Мину, обнаружив, что она отсутствует в офисе по личным делам. Вот я и заменяла их записями о деловых встречах.

– А она знала о том, что вы это делаете? Удаляете записи?

– Нет. Незачем было досаждать ей такими вопросами. Как я уже сказала, я просто хозяйничала, наводила порядок.

– Ясно. Когда мы говорили по телефону, я не совсем поняла, в чем заключались «дела личного характера» миссис Эплтон. Вы высказались весьма неопределенно.

– Правда? Извините, это вышло случайно. Полагаю, она навещала свою мать.

– Вы полагаете?

– Да. Ее мать живет в Женеве.

– Но вы не уверены, что она ездила именно туда?