– Дальше я сам справлюсь, – сказал он, когда мы дошли до вестибюля станции, но я усомнилась в его словах и протянула руку, забирая у него белую трость. – А то еще кто-нибудь споткнется о нее, – пояснила я, пожала ему руку, и мы направились к поездам.

– Так куда вам? – спросила я.

– Да я тут каждый день езжу, – ответил он.

– Куда именно? – Его трость я несла в левой руке, гадая, сколько народу считает слепой меня, а незнакомца – моим поводырем. Я повторила вопрос, перефразировав его и повысив голос, чтобы перекричать объявления по громкой связи. – Какой у вас конечный пункт маршрута?

– «Гудж-стрит», – наконец ответил он.

Оказалось, он еще и упрямый.

– Прекрасно. Мне как раз туда же.

Мне было с ним совсем не по пути, но я постаралась не ранить его гордость и покрепче взяла под руку. Должно быть, мы походили на некое двухголовое существо, когда одновременно шагнули на эскалатор.

Я ухитрилась усадить его в нужный поезд, хотя это было все равно что вести на поводу заартачившегося жеребца-тяжеловоза. И не услышала ни слова благодарности, но для меня это уже стало привычным делом. Я все больше убеждалась, что доброту незнакомцев ценят далеко не все.

Когда я прибыла в офис, Сара сидела без дела, и я отправила ее к пиарщикам. Телефоны у них звонили без умолку, а наши молчали, и, пока длилась неделя, мне казалось, что тишина подкрадывается ко мне и по-хозяйски устраивается на моем письменном столе. Те немногие журналисты, которые звонили Мине по прямому номеру, забрасывали меня градом вопросов. Однако я узнала от них гораздо больше, чем они от меня. Мне сообщили, что моей работодательнице, скорее всего, предъявили обвинения в лжесвидетельстве и воспрепятствовании осуществлению правосудия. Намекнули, что на суде по иску о клевете против «Бизнес таймс» Мина солгала и в газете, скорее всего, напечатали правду. Бред, думала я. Те же намеки я встречала в других газетах, но не стану утверждать, будто нисколько не встревожилась, услышав их произнесенными вслух по телефону, когда сидела одна в офисе. На той неделе со мной впервые связался мистер Эд Брукс. В отличие от остальных он не предлагал мне деньги, просто сказал, что хотел бы побеседовать. Неофициально.

– Мне нечего сказать, – ответила я ему. В то время беседовать мне и вправду было не о чем.

Я ждала звонка от Мины, не отходя от телефона, как влюбленная девчонка-подросток. Громкость на своем мобильнике я на всякий случай выставила на максимум.

В итоге Дэйв привез мне от нее записку. Наверное, я разминулась с ним на несколько минут: администратор сообщила, что он завез конверт и сразу уехал. Когда я позвонила ему, он уже возвращался в «Минерву», и мне стало завидно: хотелось сидеть сейчас в машине рядом с ним и ехать в загородный дом Мины, чувствуя себя необходимой и занятой.

Я прислонила конверт к подставке для мелочей на своем столе, оттягивая момент, когда открою его, и представляя, что это, наверное, приглашение приехать на выходные или несколько ободряющих слов: просьба не волноваться, уверения, что произошла нелепая ошибка и вскоре все уладится. Я уставилась на свое имя, надписанное Миной на конверте зеленой шариковой ручкой.

Как описать этот почерк? Мелкий. Четкий. С завитушками. Последнее – наверняка следствие ее швейцарского образования: если не ошибаюсь, там приветствуются вычурные хвостики у букв на французский манер. Так слова выглядят значительнее, чем есть на самом деле. Я отклеила клапан конверта. Внутри оказался маленький квадратный листок бумаги с орнаментом в стиле Уильяма Морриса по краю. Я узнала его: блок таких листочков стоял на столе в кабинете Мины. Записки, как таковой, не было, – только имя, номер телефона и подчеркнутое слово «адвокат». Никакой подписи, даже инициалов. Я взялась за телефон.

– Будьте добры, могу я поговорить с Сандрой Тисдейл? Это Кристина Бутчер.

Через несколько дней меня арестовали.