Поднявшись к себе, я снял ботинки и рухнул на кровать. Как всегда, после отката проклятия, пришел душевный подъем и готовность свернуть горы, которые вскоре сменились слабостью. Хорошо хоть успели добраться до дома, и я не растекся киселем в экипаже.

Все позади. Теперь все позади. Дом качался и плыл, но качка становилась тише и мягче. У нас есть целый год — а потом моя седьмая жена просто не проснется однажды утром. Смерть во сне — Анжелина проявила милосердие, когда швыряла в меня безжалостными словами проклятия, стоя у позорного столба.

Ведьму надлежит сжечь, даже если ты ее любишь больше жизни. Даже если потом расплатишься за это всем, что у тебя есть. Таков был мой долг, а я никогда не бегал от долга.

“Ни одна из ваших жен не смогла вас полюбить?” — спросила Кайя, и я, глядя в потолок на гипсовые завитки панно, которые окружали люстру, подумал: нет. Такой, как я, недостоин любви, потому что однажды предал любимую женщину и не искупил предательства.

Можно было сказать много нужных и важных слов. Например, о том, что Анжелина разрезала яблоки и выпускала оттуда бесчисленных чумных мошек, чтобы Завранский край сделался пустыней, в которой ветер заносит песком и пылью черепа прежних обитателей. Или о том, что я остановил эпидемию и спас множество жизней, пленив и убив свою любимую женщину. Я был героем, и меня наградили за героизм, но это ничего не меняло.

Пусть из лучших побуждений, но я предал Анжелину, и теперь ее не было, а я жил дальше с ее прощальным подарком.

Сильная и гордая, она не просто хотела моей смерти. Она хотела, чтобы я жил без любви, раз однажды отказался от нее, и нес на себе груз вечного предательства. “Вы такой плохой человек?” — спросила Кайя, и я ответил: “Да”.

В дверь постучали — деликатно, едва слышно, и я услышал голос старого Уильяма, дворецкого:

— Ужин через полчаса, милорд.

Что там у меня традиционно подают к ужину? Свиная отбивная, сырный пирог, картофель в горчичном соусе, маринованные овощи и сливовый пирог с желе на десерт. Судя по тому, насколько тонкими были ломтики ветчины и сыра, которые подали в сэндвичах к чаю в доме Аберкромби, Кайя не знает, что такое хорошая еда.

Невольно подумалось, что я откармливаю животное для забоя. Кайя проведет этот год в благополучии и всех возможных удовольствиях, я никогда не экономил на том, что могло бы принести радость моим супругам по отчаянию и не собирался этого делать.

С Лизой, моей пятой женой, мы даже дошли до интимных отношений, и я начал надеяться, что это и правда любовь. Потом она не проснулась.

Снова стук в дверь.

— Ваш отвар, милорд.

Отвар из северных трав — редкостная дрянь, но его отвратительный, выворачивающий наизнанку вкус помог мне окончательно опомниться и прийти в себя. Уильям с тем достоинством, которое окружает истинную древность, дождался, когда я осушу бокал, и сообщил:

— Миледи Кайя уже спустилась. Смею заметить, ей понравились книги в вашей библиотеке.

Книги? Я не ослышался, эта девушка заинтересовалась моими книгами? Уильям правильно понял мой взгляд и добавил:

— Особенно “Начала истории” Хоттмана.

Надо же, какие теперь пошли ведьмы — образованные, любящие читать не беллетристику, а научные исследования. Кто бы мог подумать? Девушка берет не ту книгу, какую ей положено читать — не роман о любви, а Хоттмана, нудного и скучного.

Решила мне понравиться? Нет, тогда она взялась бы за книгу у меня на глазах, а не в тот момент, когда я не вижу.