— Криминал не совсем мой профиль, но все же я в курсе многих дел. В Партевенте три года назад орудовал серийный убийца. Выглядел он как истинный джентльмен с воспитанием и манерами. У джентльмена была рука в лубке, и он никак не мог перехватить как следует свою сумку. Разумеется, барышни соглашались ему помочь, и потом их никто не видел. Находили их, скажем так, по частям. Какие-то части так и не нашли.

Кайя посмотрела на меня так, словно хотела сказать, что такие истории не слишком подходят к трапезе, и за едой надо беседовать о более приятных предметах. “Где ваше воспитание?” — сказала бы моя седьмая теща.

— Вы все равно не производите впечатления плохого человека, — повторила она и добавила: — Я не хочу сдаваться. Не хочу умирать через год, у меня слишком много планов на эту жизнь. Поэтому давайте искать способ избавиться от проклятия. Эту самую истинную любовь.

Вспомнились лучистые глаза Анжелины — в них, темно-карих и внимательных, всегда плыл огонек, словно золотая рыба поднималась из глубины. Столько лет прошло, а я их помнил. Нет, это не была истинная любовь, это была глубокая незаживающая рана — я привык жить с ней, я нес ее через каждый новый день и уже отчаялся отыскать исцеление.

И вот пришла эта Кайя…

— Хотите сказать, что готовы меня полюбить? — поинтересовался я, стараясь говорить по-светски небрежно. Кайя пожала плечами, посмотрела на меня прямо и искренне.

— Вы так говорите, словно вас нельзя полюбить, — ответила она и аккуратно отрезала еще один кусочек от своего стейка. — Словно вы прокаженный или что-то вроде того.

— То есть, вы готовы… — я даже замялся от такого напора. Кайю можно было понять: она не хотела умирать и пыталась спастись. Но это было странно. Очень странно. Сейчас она должна была проклинать того, кто разрушил ее жизнь — а она этого не делала.

— Можно сидеть, сложа руки и говорить: такова судьба, — вздохнула Кайя. — Как мой отец сегодня. Все, видите ли, умрут, и этого не исправить. Какая разница, раньше ты умрешь или позже? А я считаю, что можно попытаться что-то предпринять. И я, как вы видите, не из тех, кто сидит.

— Вот уж точно! — рассмеялся я. — Редкая барышня побежит в брак отчаяния, чтобы спасти сестру и племянника от избиений.

— А что ж было делать? Я нашла выход, — Кайя разрезала ломтик картошки, но есть не стала. — Знаете, моя мать говорит: Кайя, ты найдешь выход из любой неприятности, но еще быстрее ты найдешь в нее вход.

Теперь уже мы оба рассмеялись, и на мгновение мне сделалось спокойно и легко. Может быть, у этой юной и энергичной ведьмы и правда получится сделать то, с чем не справились высокоученые господа в академии магии.

— Что ж, — сказал я, — меня радует ваш настрой. Давайте тогда начнем нашу семейную жизнь — а там будет видно. Чем хотите заняться вечером?

Я спрашивал об этом в седьмой раз. Как правило девушки отвечали, что хотят побыть одни, чтобы не видеть моего лица и хоть как-то смириться со своим новым положением, и это было естественно и нормально. Я бы в их обстоятельствах говорил точно так же. Кайя отодвинула тарелку и ответила:

— Скоро ведь Новый год. Вы наряжаете елку?

— Разумеется. Обычно за пару дней до праздника.

Кайя снова залилась смехом, словно я сказал что-то очень забавное. Милая. Очень милая девушка, и смех у нее, словно колокольчик. Маленький серебряный колокольчик, какие привозят с островов Дальнего Восхода и дарят на свадьбы как пожелание здоровых детей и туго набитых денежных мешков.

— И вы, наверно, носитесь за покупками и подарками вместе со всем городом, — сказала она. — Знаете, сейчас ведь очень темные, тоскливые вечера. Давайте не затягивать, нарядим елку побыстрее? С ней очень уютно. Мы с Мией всегда садились на ковер и рассказывали друг другу всякие истории. Это было весело.

Я понимающе кивнул.

— Как пожелает моя дорогая супруга. Прикажу заказать, елку привезут завтра или послезавтра.