— Хорошо, дам ему в морду, — согласился я. У меня был солидный боевой опыт, этому Эдварду мало не покажется. Но Кайя посмотрела на меня с нескрываемым сомнением.

— Что-то не так? — осведомился я.

— Выглядите изнеженным, честно говоря, — призналась ведьма. — Может, просто покажете ему жетон? И скажете скучным голосом, что ноги ему повырываете? Хотя можете и вырвать, я буду только рада. Но нет, лучше не вырывать, Мия начнет его жалеть, и это добром не кончится. У нее чем больше жалости, тем крепче любовь.

Я невольно рассмеялся. Нет, эта барышня определенно умела произвести впечатление — очень яркими были глаза, очень энергичной речь. Даже жаль, что…

— Где вы живете? — спросил я. — Давайте я сначала оценю ситуацию, а там решим. Могу показать жетон, могу повырывать ноги. Мне все равно.

Кайя назвала адрес в Монском квартале. Понятно, моя седьмая жена из достойной, древней и обедневшей семьи.

Дом, возле которого остановился экипаж, испытывал не самые лучшие времена. Должно быть, раньше эти старые деревья и кусты в саду знавали руки опытных садовников, краска на фасаде здания не облупилась, а изящные завитки балконных решеток не хвастались ржавчиной. И уж конечно, раньше в этом доме не было таких скандалов, что слышно по всей улице. Выйдя со мной из экипажа, Кайя вздрогнула, ее лицо напряглось, и она решительно потянула меня за руку к парадной двери.

— Идемте! Скорее, Эдвард уже там!

Словно в подтверждение ее слов из дома донесся женский визг, а потом взахлеб зарыдал ребенок. Слуга, который, если судить по его видавшей виды одежде, исполнял роль дворецкого, повара, конюха, плотника и прочего работника, открыл нам двери и уставился на меня так, словно Кайя привела в родительский дом привидение.

Мы вошли в гостиную, и я увидел сцену, достойную античного театра. Молодой румяный здоровяк в щегольском костюме пытался отобрать ревущего младенца у худенькой девушки, лицо которой было щедро окрашено в красно-синий цвет побоев, а платье хвасталось пусть аккуратными, но заплатками. Дама, которая могла быть только госпожой Аберкромби, пыталась остановить его, хватая за рукав. Господин Аберкромби стоял чуть поодаль, с видом трагического актера глядя на зрелище. Кайя была права — он не собирался вмешиваться.

— Эдвард, нет! — прорыдала избитая мать: ребенка она держала так крепко, что его и тигр не вырвал бы.

— Пусти, мразота! Ребенком от мужа закрываешься?

Я кашлянул в кулак, почувствовал вкус крови во рту и машинально отметил: да, крепко меня пробрало. Герберт вовремя успел прислать птичку: к вечеру я бы не стоял на ногах, а к полуночи умер… Все обернулись на нас с Кайей, и я посоветовал тем зловещим тоном, который всегда производил нужное впечатление и на ведьм, и на таких вот нелюбителей держать руки при себе:

— Отпустите ребенка, молодой человек. И сделайте три шага назад… вон туда, к лестнице.

Кайя смотрела с нескрываемым торжеством. Да, она привела в дом того, кто мог укротить этого отважного бойца с детьми и женщинами. Эдвард обернулся, чтобы узнать, кто это осмелился встать у него на дороге, и изменился в лице.

Он вздрогнул, выпуская ребенка, и шарахнулся в сторону, едва не сбив кофейный столик. Его избитая жена тотчас же бросилась к матери, прижимая к себе дитя — Эдвард протянул ко мне трясущуюся руку и пролепетал:

— Нет… видит Бог, ничего плохого не хотел! Так, поучить дрянь, а то выдумала…

— Заткнись, — посоветовал я, чувствуя, как холодеет затылок. Над головой проплыли багровые нити огня — и это тоже производило впечатление.

Мое проклятие иногда может пригодиться.

— Это мой муж, — объяснила Кайя и выставила перед собой свидетельство о браке, словно щит. — Мия, теперь тебя есть, кому защитить. А ты… — она обернулась в сторону Эдварда, и ее глаза решительно сверкнули, словно моя жена по отчаянию была не ведьмой, а героиней античной драмы. — А ты проваливай отсюда, понял?