- Извинитесь и назначьте на другое время, - не обращая больше на секретаря внимания, мэтр достал из сейфа портфель, открыл, проверяя содержимое.
- Я могу узнать, когда вы вернетесь? - секретарь не любил дел, идущих мимо него. А таких последнее время становилось больше и больше.
- Сегодня же, - мэтр незаметно подмигнул Семену, но настроение у того не улучшилось. И с чего бы. Это мэтр себе подмигивает, себя подбадривает, себя заводит.
- Пора, мой мальчик, нам сегодня придется действовать быстро, - мэтр сегодня возлюбил множественное число. Мы, нам… На мгновение Семен возненавидел его, но сразу же остыл. Ерунда какая. Все - ерунда.
Они сошли вниз, провожаемые взглядами немногих - большинство разбрелось по кабинетам изображать деятельность, как раз начинались присутственные часы, ушла и мисс Морган, только Лозинский сунулся было с вопросом, выказывая деловитость, но мэтр так рассеянно посмотрел сквозь него, что Лозинский отошел, вспыхнув от обиды. Семену даже стало жаль его - обижался Лозинский по-ямпольски, отчаянно краснея до корней перекрашенных с рыжего в черный волос.
Их ждал громоздкий "додж", водитель-сержант козырнул, и они, быстро свернув с забитых центральных улиц, поехали по малолюдным кварталам Старой Голландии.
- Мы отправимся с армейского причала, - пояснил мэтр. - Время очень дорого.
Ну, это и так ясно.
Дирижабль, впрочем, был гражданский, маленький "Локхид". Зато стюард - еще один сержант. Говорить ни о чем не хотелось, и Семен был благодарен мэтру за то, что тот разложил за столиком несколько листков исписанной бумаги и погрузился в них. Интересно, он действительно работает, или - так? Саму Семену требовался внутренний покой, без него и в полной тишине в голову не приходило ничего, стоящего больше "острой собаки". Ничего, скоро у него внутреннего покоя будет много. Бочки. Он посмотрел из иллюминатора вниз, слева виднелась Атлантика, но солнце било в глаза, и он задернул шторку.
- Прохладительное, сэр? - стюард, наверное, гадает, что это за шмендрик такой пробрался на борт.
- Воды. Со льдом.
Стакана хватило до самого Вашингтона - летели они быстро, а пил он медленно. Никогда не думалось так славно, как сегодня. Прямо бери у мэтра бумагу и пиши. Исторический манускрипт, нечто вроде великой теоремы Ферма.
С изумлением Семен осознал, что спокоен на самом деле, причем спокоен не обречено, "чему быть, того не миновать", но спокойствием уверенного, сильного человека.
13
Пахло кухней.
Гагарин помнил, как поначалу это поражало его, даже оскорбляло - встретиться с постылым запахом здесь, в кабинете, куда он еще и сейчас входит с опаской и настороженностью. Кухонный чад навсегда въелся в него, с детства - жареная рыба на дешевейшем постном масле, тушеная капуста, вареные потроха как праздник, он бежал и детства и бедности, поднялся высоко, для прачкиного сына невероятно высоко, и на самой вышине - здрасьте! Правда, слышен был запах редко, только при каком-то особенном восточном ветре, расстраивающем сложную систему вентиляции, да и ароматы были совсем иные, деликатные, рябчики и деволяи, а если рыба, то нельма или стерлядь. Однако будь премьером он, Гагарин - либо кухню бы перенес, либо кабинет свой. Но нынешнему гастрономические флюиды, похоже, нравились, возбуждали вкус к жизни, подсознательный аппетит (про подсознательный аппетит Гагарин прочитал недавно, у него было заведено перед сном просмотреть одну-две книжки из запрещенных, порой он делал выписки, заучивал слова - флюиды, например, запоминал мысли, иногда дельные, чаще забавные или откровенно глупые, но при случае годились для разговора с дамами). Натурального аппетита у премьера не было. Сытость в двенадцатом колене давала о себе знать, требуя нового, в поисках которого подстегивали себя кто чем - кокаином, девочками, даже черной работой - землю пахали, дрова кололи.
Дверь, неприметная, негордая, приоткрылась, премьер с конфузливой улыбкой вернулся в кресло. Хорошая звукоизоляция - ничего не слышно. Дюжину раз, небось, дергал цепочку унитаза. Медвежья болезнь. Эдак премьер самоликвидируется к утру - путем утекновения в канализацию.
- Вы… Вы, я надеюсь… уверен, проверили все, до последней мелочи? - тревожные интонации не обманывали Гагарина. Прикидывается, прикидывается премьер овечкой, играется.
- Да, Михаил Владимирович. Все до последней. Разумеется.
- И… И никаких задоринок, шероховатостей?