Моше Лозинский считал - стоило.
- Тот самый Семен Блюм? - девушка позабыла про Лозинского. Только что тот был рядом и - все, весь вышел.
- Не знаю, тот или не тот, - Семена девушка не заинтересовала. Может быть, в другое время. Очень, однако, уместное выражение - другое время.
- Знаменитый ассистент знаменитого мэтра. Это вы?
- Знаменитого мэтра - да, ассистент - опять да, но вот знаменитый - конечно, нет, - Семен не скромничал, просто точно оценивал свою известность.
- Мне про вас много рассказывал Гарри Сплейн, - настаивала девушка. Словно купила картину и теперь непременно желает убедиться, что не обманулась в авторе, что он стоит потраченных денег.
- Гарри я знаю, - нехотя признался Семен. Гарри Сплейн был мастером, воплощавшем в железе (а также стекле, проводниках, керамике и прочем) те идеи, которые порой приходили в голову Семену.
- Он исключительно высоко отзывается о вас.
- Вряд ли этого достаточно для знаменитости.
- В нашем подкомитете - достаточно, - заверила его девушка.
- Подкомитет намеревается пересмотреть свою политику адресного финансирования, - Лозинский решил доказать, что существует. Да пожалуйста, кто против.
- Вот как? - вяло ответил Семен. Разговоры о финансировании раздражали его, во всяком случае, разговоры с людьми типа Лозинского - теми, кто считал, что деньги добывают именно они, что именно ради их прекрасных глаз выделяются средства, которые потом бестолково тратят всякие Блюмы. И потому Лозинский и иже с ним регулярно увеличивали себе жалование, представительские и командировочные расходы. Административная деятельность, вот как это теперь называется. - Мэтр у себя? - спросил он, меняя тему разговора. Слова "мэтр" он не любил, считал искусственным, неживым, но терпел, как общепринятое обозначение определенной величины.
- Нет, еще не приехал, - Лозинскому всегда было известно расписание мэтра. Заместитель-администратор. - Но будет с минуты на минуту.
- Вы не могли бы… - начала было девушка, но парадная дверь распахнулась, парадные двери почему-то распахиваются, а не открываются, подумал Семен, и мэтр в сопровождении личного шофера-охранника неторопливо начал подниматься по лестнице.
- Ого! - не удержался Лозинский.
Действительно, мэтр выглядел, как свежеотчеканенный доллар. Обычно одевавшийся во что попало, преимущественно старый свитер и лоснящиеся, с пузырями на коленях, брюки, сегодня он словно сошел с обложки "Джентльмена" - сама элегантность, достигаемая трудом очень дорогих портных и парикмахеров. Седая грива ниспадала на светло-серый пиджак, делая мэтра похожим на мраморного колли, и движения были плавными и грациозными. На мгновение Семен увидел со стороны себя. Контраст с мэтром разительный. Еще лапсердак надеть, и можно идти в балаган белым коверным, тем, которого без конца лупят по голове, обливают водой, пинают на увеселение почтенной публики. Зачем в балаган - просто на улицу. По ту сторону океана. Одесса, Одесса…
- А, вы уже здесь, Блюм! Очень, очень хорошо! - мэтр рассеянно покивал остальным, ухватил семена за рукав, отводя в угол:
- Мы сейчас, срочно… едем. Прямо отсюда. Вы готовы? - и, не дожидаясь ответа, провел его в кабинет. Семен оглянулся, желая проститься с девушкой, та махнула рукой, то ли прощаясь, то ли просто - черт с тобой. Нет, наверное, прощалась.
- Мы уезжаем в Вашингтон, - мэтр отмахнулся от секретаря. - Все завтра, завтра.
- Но вас дожидаются… подкомитет… профессор Бирн… - секретарь упорствовал, боясь завтрашнего разноса.