Я присела на край ванной, голова кружилась и чуть поташнивало, но в целом была в порядке.

— Дорогая, — произнес Рафик тоном непререкаемого авторитета. Мне показалось, что такой тон прирос к его горлу. — Мне нужна только ты. Тебя проверило время, и все, что я знаю о тебе, а я знаю немало, говорит мне: ты — женщина, созданная для меня. Ты десять лет была верной мужчине, который унизил, оскорбил тебя. Ты не подпускала к себе никого, я сам убедился в этом, когда ты отшила меня. Но я создам для тебя сказочную жизнь, и твоя верность, твоя преданность станет оправданной наградой для меня!

— Рафик! — Мне все казалось, что этот водевиль должен кончиться сам собой, только надо объясниться с негодяем, и он станет хорошим. — Прости меня за то, что я скажу тебе. Если не сможешь удержаться — ударь меня, но попробуй понять! Я не твоя женщина, я была верна Олегу Ведищеву, потому что любила его и верила втайне, что он придет ко мне снова. И он пришел! И я по-прежнему люблю его!

При этих словах я встала с края ванной и напоролась на кулак Ханмурзаева, ударивший меня прямо в центр груди. В грудину, туда, где бьется сердце. Мне еще был памятен удар Вагифа в солнечное сплетение и последовавшие за этим несколько секунд без кислорода, но сейчас было гораздо хуже. Прежде чем потерять сознание, успела подумать: «Я люблю Олега».

Очнувшись, очень удивилась: где это я? Полутемное помещение с бетонным полом, заваленное мешками, ведрами, банками с краской, деревянными козлами и лестницами разных размеров, тем хламом, что остается в доме после стройки или ремонта. Было довольно холодно. Я чихнула и застонала: голова отозвалась болью, а в груди взорвалась противотанковая мина. Оказывается, я лежала на полу — вот почему все тело онемело. Ну и семейная жизнь складывается у меня с Рафиком! Нервный смех заклокотал в горле и стих, подавленный болью. Сдохну я тут, не иначе! Встала и поняла — это подвал дома Ханмурзаева. Точнее, комната в подвале. Под потолком находилось маленькое зарешеченное окошко, за которым блистал майский день, а я тряслась от холода и думала о смерти.

Так провела целый день. Пыталась ходить, чтобы согреться, но меня так шатало, что пришлось прекратить. Никто не собирался покормить меня или просто зайти, посмотреть, жива ли я, очнулась ли? Ничего себе королева! Над головой слышала шаги, иногда даже далекие голоса, но сама сидела как крыса в подполе.

Только вечером к окошку у потолка кто-то подошел, и я услышала голос Камиля:

— Алла! Ты жива?

Подошла поближе, чтобы ответить:

— Да! Мне очень холодно!

— Вот, лови. Это одеяло!

На голову мне свалилось ватное стеганое одеяло.

— У меня еще термос и бутерброды. Стань под окно и лови!

Извернувшись, я поймала небольшой пакет с провиантом.

— Поймала? — спросил Рашидов.

— Да!

— Молодец. Но вообще ты дура полная! — начал он выговаривать. — Зачем сказала про своего врача? Про бывшего мужа. Рафик бесится страшно!

— Я не подумала, что так получится. — Говорить было больно, хотелось откашляться, но кашель вызывал сильную боль.

— Я предупреждал тебя! Не перечь ему! Все, не могу здесь находиться дольше. Утром приду за одеялом и термосом!

Он ушел, а я заплакала. Тоска навалилась на меня и стала душить длинными, холодными и безжалостными пальцами. Она не хотела отступать, не хотела дать мне вздохнуть полной грудью. Завернувшись в одеяло, долго сидела на мешках с цементом, представляя себе, что бы делала сейчас, если бы не попала в этот кошмар.