— Посредник не оставил в живых людей, которые просто видели его. Понимаешь, Закарьяна он все равно бы убрал, только выпытал бы, кто там еще замешан. Но вмешался Рафик. Посредник увидел заварушку и решил под шумок забрать товар, а потом, когда междуусобные войны окончатся, вернуться. Мой друг не общается с людьми, считает себя самым умным, чуть ли не богом, а я не побрезговал и узнал, что в средней полосе России, в одном городе недавно перестреляли всех, кто имел отношение к краже большой партии оружия с армейского склада. Всех, понимаешь? Караульных, их сержанта, тех, кто в сортир мимо склада прошел!.. Он вернется.
— Но чего тебе бояться? — удивилась я. — Ты не был там, никого не видел, ничего не знаешь! Это нам с Олегом теперь от каждого шороха прятаться надо!
— А я, — он грустно улыбнулся, — не за себя боюсь! Может, тебе покажется странным, но хоть Рафик и спятил — я боюсь за него. Еще не все потеряно! Ну занесло его, ну поиграет он в Гитлера немного. Он просто на время стал другим, чужим. Но Рафик — мой лучший друг, я хочу, чтобы он остался в живых!
— Я тоже боялась за лучшего друга, — вырвалось у меня признание. — Но кончилось все плохо…
— Значит, так! — решительно сказал Камиль, заканчивая этот слишком откровенный, слишком опасный разговор. — Ты ведешь себя хорошо, не высовываешься, а я попробую тебе помочь. Опять-таки ради Рафика! Я еще не спятил и понимаю, что тебя будут искать, найдут, будут неприятности. Он еще не понимает, не хочет меня слушать. Но я спасу тебя и помогу ему!
— Спасибо, очень благородно, — сказала я немного иронично, но искренне. — А если я вырвусь отсюда и пойду в милицию? Расскажу все, что видела и слышала?
— Не страшно, — Камиль улыбнулся, и я невольно купилась на эти красивые раскосые глаза, на интеллект, сверкнувший в их темной глубине, на обаяние его опасной недоступности. — Во-первых, что ты расскажешь? Где живет Рафик? Он живет в своем собственном доме, по месту прописки. Что мужики у него тусуются, так это друзья, нет ничего криминального. Оружие? Попробуй — докажи! Кто, кроме тебя, видел? Во-вторых, во всем ГУВД только Ефремову платил Закарьян, а Рафик платит еще восьмидесяти процентам.
— А остальным двадцати? — поинтересовалась я.
— Камиль Рашидов, — усмехнулся он. — Да, а в-третьих, ты не будешь жаловаться. Из благодарности ко мне за помощь.
Он отвесил церемонный поклон. Разговор закончен, пакт заключен!
Моя голова продолжала болеть. Я не выдержала и пожаловалась хозяину дома. Камиль принес какие-то таблетки, я доверчиво проглотила их и вырубилась на последующие двенадцать часов.
Глава 4
Люди редко следуют полученным советам. Я убедилась в этом буквально на собственной шкуре.
Прибыв утром в спальню на втором этаже в доме Рафика Ханмурзаева, я обалдела. Один угол в гигантской комнате был теперь скошен. За новой стеной, изменившей геометрию помещения, находилась новая ванная комната: вся золотисто-черная. Сантехника из черного фаянса и черный кафель с золотой крошкой. Краны и смесители были сделаны из какого-то желтого сплава и сияли как ясный день.
Я вошла в это варварское великолепие, почему-то навеявшее на меня мысли о черных мраморных надгробьях с закрашенными золотой краской вырезанными в камне буквами. Услышав за спиной шорох, резко обернулась. На пороге пугающей ванной стоял Ханмурзаев.
— Я все сделаю для тебя, чтобы тебе было удобно, — пропел он сладким голосом.
— Спасибо, — выжала я из себя. — Мне нужна моя косметика.
— Ты больше не будешь пользоваться косметикой. Не будешь красить волосы, губы, щеки, ногти. Ты будешь такой, какой родилась на свет.
Я отметила про себя, что он не сказал «такой, как создал Аллах». Он вообще мусульманин?
— Зачем? — ответила нарочито беспечно. — Я просто буду старой. И вообще почему я? Когда вокруг столько молоденьких девчонок? Многие из них рады будут стать твоей женой и родить тебе детей. Мне уже тридцать пять, и я вообще не уверена, что могу иметь детей. Во всяком случае, с первым мужем не получилось. Кстати, ты же понимаешь, что я не девственница, и не будешь бить меня за это?