— Дурак ты! — сердито ответила я, поднимаясь с ковра и разыскивая в темноте свою одежду. Мне было холодно, и еще я боялась, что Олег заметит синяки. До этого он не разглядел страшные пятна, потому что было очень темно и мы были слишком увлечены, но теперь взошла луна, и ее слабый свет мог выдать мою тайну. Тогда Ведищев взбесится и наделает глупостей. Этого я допустить не могла.
— Замерзла, милая? Иди согрею!
— Иду, только надену эту ужасную юбку.
— Но ты и вправду слишком горячая! Суставы ломит?
— Да, но совсем чуть-чуть!
— Слабость есть?
— Да, но…
Я подошла. Приподнявшись, он прижался ухом к моей груди, как раз там, где болело больше всего.
— Покашляй! — велел Олег. — Так. Я не терапевт, но думаю, что у тебя пневмония. Ты перемерзла?
Я вспомнила про подвал и откровенно соврала:
— Нет.
— Ешь хорошо?
— Ну он кормит меня бараниной и такой едой…
— Ясно, — Олег уже вошел в роль лечащего врача. — Ты должна хорошо есть, хоть баранину, хоть что! И надо сделать рентген. И пить антибиотики, но лучше проколоть курсом. Поняла?
— Да.
Я-то поняла, но это нереально! Ханмурзаев, ко всему, еще и не признавал лекарств!
— Милый, здесь дурдом настоящий, — пожаловалась и рассказала все.
Выслушав повесть о жутковатых чудачествах Ханмурзаева, Ведищев решительно сказал:
— Давай сейчас уйдем вместе. Мы сразу смоемся. Нас не поймают. Я думал сначала поговорить с тобой, придумать план, но тебе оставаться нельзя! Ты болеешь и в этой обстановке просто рехнешься. Сможешь слезть по винограду?
— Я не пойду, — вздохнула, — Ханмурзаев грозит убить детей Карины. Не будем об этом, я не хочу плакать сейчас, когда мне так хорошо. — Я поцеловала Олега в губы, он улыбнулся вполне удовлетворенно и начал одеваться. — Но, знаешь, здесь есть один человек, который, возможно, мне поможет. Нам надо как-то поддерживать связь. А где ты был весь месяц?