Ирина Леонидовна Сологуб свои выводы сделала:
— В России всегда все первое: спортсмены — первые, армия — первая и чиновники — первые. Последний вариант мне предложили: пусть там будет международный дом художников. Пусть, я согласна. Но принадлежать это должно все-таки России.
Надо сказать и о том, что хочет Сологуб взамен. 1. Перевезти на Родину прах отца. 2. Приехать в СССР на два месяца для работы над диссертацией об отце. 3. В Краснодаре, в доме, где они жили, сделать что-то вроде культурного центра. Один этаж — вещи, картины отца. Остальные два — библиотеки, зал собраний, комнаты для выставок местных художников.
МИД запросил Министерство культуры СССР, и нач. Управления внешних сношений министерства В. Гренков ответил, что заинтересованности в приглашении Сологуб на два месяца нет.
Конечно, зачем Министерству культуры культурный центр в Краснодаре, который организует какая-то эмигрантка? За то, что ты чего-то не сделаешь, отвечать не надо, а вот если что-то сделаешь, да вдруг не то,— тут ответ держать придется. Не Родине служим, не Отечеству — себе.
Но как же ставить точку в той самой переписке, хотя бы для отчета? В секторе Франции мне сказали: Сологуб со своей землей на Капри лицемерит. И объяснили: мы ей предложили землю продать, а нам — деньгами… а она отказалась.
Я не поверил бы. Если бы в дипломатической переписке не увидел этих строк: в связи с тем, что процедура передачи земельных участков в дар является весьма сложной, пусть И. Сологуб их продает, а деньги передаст нам. В связи с ее отказом возникает вопрос об искренности ее намерения.
Вас приглашают на званый ужин, а вы: я не приду, я лучше деньгами.
Сейчас Ирина Леонидовна для реставрации рисунков отца покупает за свой счет особый картон в Париже и ищет оказию переправить на Родину. При мне она собиралась на вокзал, чтоб отправить этот картон со случайной знакомой в Москву.
Неправда, что рука дающего не оскудеет. Все зависит от того, кто берет.
К концу жизни, перед бесконечностью, одиночество предстает во всей истинности и необратимости. По бессилию — старческое одиночество, как детское сиротство. Многие об эту пору хотят оставить хоть какую-то память о себе — именно на Родине.
Вот, предлагают нам, примите в дар библиотеку или, скажем, коллекцию редких дорогих картин. Бесплатно. Только укажите: из фамильной коллекции таких-то. Единственная, малая просьба.
Мы, однако, проявляя бдительность, избегали «порочащих связей». Но и отказаться от дармового не хватало сил. В итоге не «связи» нас порочили и унижали,— совсем другое. Возьмем вашу бесценную коллекцию, говорили мы, но безымянною.
Многое сейчас меняется, но все-таки до разговора откровенного и делового нам еще далековато, мы еще только на пути к сотрудничеству.
Что там эмиграция. Возьмем дружественного северного соседа — Финляндию. На исходе прошлой зимы в библиотеке Академии наук в Ленинграде произошел пожар, погибло много ценнейших книг. Финны предложили: в наших архивах есть экземпляры сгоревших уникальных книг — возьмите.
Мы отказались. Чтобы не раскрывать масштабы потерь.
Не столько от чужестранцев скрывали, сколько от собственного народа.
Трудный мы партнер для Запада, непредсказуемый.
Постоянный заступник нашей культуры Дмитрий Сергеевич Лихачев сказал:
— Зарубежные дарители предпочитают с нами частные контакты, но не с учреждениями. Учреждения просто не готовы.