Е. Замятин писал в 1921 году:
«Чтобы жить так, как пять лет назад жил студент на 40 рублей,— Гоголю пришлось бы писать в месяц по четыре «Ревизора», Тургеневу каждые два месяца по трое «Отцов и детей», Чехову — в месяц по сотне рассказов. Но даже не в этом главное: голодать русские писатели привыкли. Главное в том, что настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики…
Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока не перестанут смотреть на демос российский, как на ребенка, невинность которого надо оберегать… Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: ее прошлое».
Статья так и называлась — «Я боюсь».
Годы шли, предчувствия подтверждались — в 1929 году Замятин пишет: «Принадлежность к литературной организации, которая хотя бы косвенно принимает участие в преследовании своего сочлена, — невозможна для меня, и настоящим я заявляю о своем выходе из всероссийского Союза писателей».
В 1931 году Замятин написал Сталину, его поддержал Горький, и писатель уехал в Париж.
А из них, из писателей, кто-нибудь возвращался? Конечно. Сразу после февральской революции поспешил уехать Гумилев. Несмотря на предупреждения друзей, поэт через Лондон и Мурманск возвращается в Россию, уже советскую. В августе 1921 года был расстрелян.
Возвращается, опять же, несмотря на предупреждения друзей, Пильняк. Расстрелян. По делу Пильняка был вызван в НКВД как свидетель партийный работник И. Гронский (впоследствии — главный редактор «Известий»), он совершил поступок на грани самопожертвования: не сказал о Пильняке ни единого худого слова.
После одной из очередных поездок за границу вернулся Бабель. Расстрелян.
Вернулась Цветаева…
Это все — Имена! А сколько было тех, кто незаметнее.
Дмитрий Святополк-Мирский, сын бывшего министра внутренних дел, в эмиграции увлекся работами Ленина, Маркса, в 1920 году вступил в Компартию Великобритании, а потом вернулся в СССР помогать строить социализм. В 1934 году принят в Союз писателей (членский билет №590). Был арестован и отправлен на Колыму. Работал в котельной и писал работу по теории стихосложения. Там же, на Колыме, умер в 1939 году, восстановлен в Союзе писателей в 1964-м.
Прозаик Георгий Венус вернулся в Россию в середине 20-х годов. В 1934-м был принят в Союз писателей и почти сразу после убийства Кирова арестован. Во время следствия его били в сызранской тюрьме, открылась чахотка, умер. Восстановлен в Союзе писателей в 1956-м.
Вернулись и погибли прозаик Анатолий Каменский, публицист Юрий Ключников; поэт, один из идеологов сменовеховцев Юрий Потехин. Не за ним ли потянулись другие сменовеховцы? Их вернулось и было уничтожено около двадцати человек…
Об этих судьбах рассказал мне журналист Эдуард Белтов, который пятнадцать лет назад поставил перед собой цель: восстановить имена всех уничтоженных литераторов.
Доносилось ли эхо расстрелов туда, на Запад, знала ли, догадывалась ли эмиграция о судьбе соотечественников, вернувшихся на Родину?
Не могла не знать. Скрыть массовую гибель невозможно.
«В известном смысле, историю русской литературы можно назвать историей изничтожения русских писателей, — отмечал в своих исследованиях один из видных представителей растерзанного «серебряного вена» поэт Владислав Ходасевич. — Побои, солдатчина, тюрьма, ссылки, изгнание, каторга, пуля, эшафот и петля — вот краткий перечень лавров, венчающих «чело» русского писателя… Вслед за Тредьяковским — Радищев; «вслед Радищеву» — Капнист, Николай Тургенев, Рылеев, Бестужев, Полежаев, Боратынский, Пушкин, Лермонтов, Чаадаев, Огарев, Герцен, Добролюбов, Чернышевский, Достоевский, Короленко…
Но это — только «бичи и железы», воздействия слишком сильные, прямо палаческие. А сколько же было тайных, более мягких и даже вежливых? Разве над всеми поголовно не измывались цензоры всех эпох и мастей? Разве любимых творений не коверкали, дорогих сердцу книг не сжигали?..
В русской литературе трудно найти счастливых: несчастных — вот кого слишком довольно… Только из числа моих знакомых, из тех, кого знал я лично, чьи руки жал,— одиннадцать человек кончили самоубийством».