БОРИС ПАСТЕРНАК
1915 г
Впервые я услышал, вероятно, не голос, а эхо. Звуки поселились во мне задолго до того, как я узнал первую букву. Среди заветных подробностей той незапамятной поры — жмых, хлебные карточки, затемненные от гибельного света окна — осталась еще и эта: старенький красный патефон и почти двести тяжелых, толстых, грубых пластинок Апрелевского завода. К тому времени прожито мною было четыре с половиной года. Необъяснимо, но я мог выбрать по названию любую пластинку. Даже была такая игра: «Найди «Брызги шампанского». «А теперь поставь «Дождь идет». А теперь Риориту». Были еще старые вальсы и марши.
Голос Козина звучал каждый день.
Я залезал рукой в глубокую раковину патефона и все искал там, в глубине, где начинается музыка.
В войну на кухне, под столом, жило доверчивое существо — курица, она бродила там в потемках. Когда мы садились за пустой стол, она виновато затихала. Я стриг бумагу, скатывал шарики и кормил ее. Она покорно клевала и, повернув голову набок, молча глядела на меня снизу влажным, обидчивым глазом.
Мы оба обманывали друг друга. Она, кажется, не снесла ни одного яйца. Ни кормилица, ни иждивенка. Хотя какой это обман: мы ведь ничем не могли помочь друг другу. Так и сохранилось все вместе, едино — Заполярье, жмых, голос Козина.
Те мелодии остались путеводными, из того времени я и теперь иногда занимаю силы.
Полвека спустя услышал вдруг: певец — жив.
Звоню в пространство — неведомое, чужое. Незнакомый глухой голос отозвался с того света:
— Приезжайте.
На краю земли — в Магадане стою перед дверью, на медной табличке — буквы старой санкт-петербургской вязи: КОЗИН Вадим Алексеевич.
Он получил судьбу как бы в наследство. Родился в Петербурге, в богатой купеческой семье. Отец, Алексей Гаврилович, окончил Коммерческую академию во Франции, занимался торговлей. Мать, Вера Владимировна Ильинская, чистокровная цыганка, пела в хоре. Гостями дома были Анастасия Вяльцева, подруга матери, Надежда Плевицкая, Юрий Морфесси. Легко догадаться, в какой атмосфере рос единственный в семье мальчик, которого окружали семь (!) сестер, все — младшие.
Советская власть разорила отца. Остаток лет он подрабатывал бухгалтером в совучреждениях. После его смерти мать была выселена из Ленинграда как «жена купца» за 101-й километр. Самого Вадима выгоняют из военно-морского училища.
Не было бы певческого счастья, да несчастья помогли.
Небесные минуты
Через биржу труда юноша устраивается в порту грузчиком, расклеивает по городу концертные афиши. Наконец выходит на сцену рабочего клуба, под рояль, под гитару поет цыганские и бытовые романсы. Его приглашают в лучшие кинотеатры Ленинграда — петь перед вечерними сеансами. Успех, слава оказались ошеломляющими. «Мой костер», «Газовая косынка», «Всегда и везде за тобою», «Дружба» («Когда простым и нежным взором»)… Козин сам пишет песни — «Осень» («Осень, прозрачное утро…»), «Любушка», «Маша» («Улыбнись, Маша, ласково взгляни…») — эти мелодии распевали всюду.
До войны он шел далеко впереди всех по количеству выпущенных грампластинок, впереди Утесова, Лемешева, Козловского. 120 романсов и песен Вадима Козина записали на пластинки. К этому рекорду довоенной поры и теперь никто даже не приблизился.