Книги
Санкт-Петербург. Полная история города
После убийства Павла Михайловский замок был покинут. О том, как относились к замку сыновья убитого императора можно судить хотя бы по тому, что Александр приказал переплавить серебряные врата из дворцовой церкви для изготовления сервиза, ставшего свадебным подарком его сестре Анне Павловне, а Николай разрешил брать во дворце мрамор для постройки Нового Эрмитажа. Да и сам факт размещения в императорской резиденции военно-учебного заведения весьма показателен. По народному выражению, «дворец пошёл под кадетов».
Ничего удивительного в подобном отношении не было. Мало того, что замок был плохо приспособлен для жизни, так еще и цареубийство в нём произошло. В ночь на 24 марта 1801 года Павел I был убит заговорщиками в собственной опочивальне. Идейным вдохновителем заговора был вице-канцлер Никита Панин, а техническим руководителем – генерал-губернатор Петербурга Петр Пален, вошедший в историю двумя фразами. Первая, обращенная к заговорщикам, была сказана до убийства императора: «Помните, господа: чтобы полакомиться яичницей, надо прежде всего разбить яйца!» После убийства Пален сказал Александру Павловичу: «
Было объявлено, что Павел I скончался от апоплексического удара. Молва сразу добавила к этому известию слово «…табакеркой» (удар в висок массивной золотой табакеркой императору нанес граф Николай Зубов, брат последнего фаворита Екатерины II и зять генералиссимуса Суворова).
Павел I. Гравюра. 1800 год
С 1991 года Михайловский замок вошёл в состав архитектурного комплекса Государственного Русского музея. Время от времени кто-то из экскурсантов восклицает в его коридорах: «Кто тут правил?!» и ждёт ответа, но максимум, на что он может рассчитывать, так это на замечание от строгих смотрительниц (самыми строгими в Петербурге традиционно считаются смотрительницы Эрмитажа, а смотрительницы Михайловского замка занимают после них второе место). На самом деле этот вопрос нужно задавать в подземном ходе, ведущем из Гатчинского дворца к Серебряному озеру. Говорят, что первый владелец дворца, Григорий Орлов, велел прорыть этот ход для того, чтобы иметь возможность втайне от Екатерины II встречаться со своими любовницами. Здесь эхо ответит вам: «Па-а-авел…»
Кроме Михайловского замка в Петербурге есть еще и Михайловский дворец, построенный в 1819–1825 годах по проекту архитектора Карло Росси для великого князя Михаила Павловича, младшего брата императоров Александра I и Николая I. Александр I оказался настолько доволен дворцом, что наградил Росси орденом Святого Владимира третьей степени и бриллиантовым перстнем.
Для полноты впечатления можно прочесть повесть Николая Семёновича Лескова «Привидение в Инженерном замке». Лесков – блестящий мастер слова, сочетавший лаконизм и простоту стиля с глубокой содержательностью. Кстати говоря, Петербурга Николай Семёнович не любил. В повести «Воительница» Лесков называл его городом «с… веселящейся скукой и скучающей весёлостью».
Первый юбилей
Люди могут отмечать юбилеи каждые десять лет, а то и каждые пять, но городам такая «суетливость» не к лицу. Юбилей города случается раз в столетие и становится выдающимся событием. Ну а уж первый юбилей – это событие в квадрате.
Торжества, посвящённые столетию Санкт-Петербурга, прошли 28 мая 1803 года. По приказу императора Александра I были иллюминированы сады, дворцы и казённые дома. То был первый опыт масштабной праздничной иллюминации российской столицы. Утром гвардия прошла торжественным маршем на Сенатской площади, а на Неве в это время выстроились парадным строем военные корабли. В 11 часов в Исаакиевском соборе начался торжественный молебен, на котором присутствовала царская семья. Когда хор запел заключительное «Тебе Бога хвалим», на ботике Петра, стоявшего на палубе 110-пушечного корабля «Гавриил», был поднят императорский штандарт, после чего в Петропавловской крепости, Адмиралтействе и на кораблях были произведены пушечные залпы. После молебна состоялся парад всех родов войск.
Депутация от Санкт-Петербурга преподнесла императору золотую медаль, на одной стороне которой был изображен профиль Петра I с надписью «От благодарного потомства», а на другой – Геркулес и картина основания Города. На следующий день Александр повелел Сенату возложить эту медаль «с подобающей честью и приличными обрядами на гроб Отца Отечества, в незабвенное свидетельство перед грядущими веками, колико память его России священна». Эта медаль укреплена на верхней плоскости гробницы Петра I в Петропавловском соборе.
ПОСТСКРИПТУМ. В том же году в Городе произошли ещё два знаменательных события, правда более мелкого масштаба.
2 июля 1803 года состоялся первый в России успешный полет на воздушном шаре, который совершили французский воздухоплаватель Андре-Жак Гарнерен и его жена Женевьева. Шар Гарнерена поднялся с Васильевского острова – из сада Кадетского корпуса, пролетел над городом и приземлился на Малой Охте.
6 июля 1803 года по указу Александра I была учреждена Петербургская городская пожарная команда численностью в 1602 человека. Состав команды разделили на одиннадцать пожарных частей, в каждой из которых работало около 50 пожарных и десять-двенадцать возчиков. Пожарная повинность была отменена – теперь с пожарами боролись только профессионалы. На местах размещения пожарных частей были возведены каланчи, с которых дежурные наблюдали за обстановкой в городе.
Дней Александровых прекрасное начало
Фрагмент из «Евгения Онегина» погружает нас в атмосферу Петербурга начала XIX века, в тот период, который в другом произведении Пушкин назвал «Дней Александровых прекрасным началом». К слову будь сказано, что 6 июня 2003 года, в день рождения поэта, у сада «Нева», близ пересечения Среднеохтинского проспекта и шоссе Революции, был открыт памятник жительнице-молочнице, которая спешит доставить парное молоко жителям Петербурга. Памятник хорош, стихи Пушкина бесподобные, но, по правде, молочницы носили молоко в плетёных корзинах, вмещавших по нескольку кувшинов или в ведрах, подвешенных на коромысло – с одним кувшином много не заработаешь, да и нести его в руках неудобно.
«Движение по Набережной улице… – вспоминал художник Александр Бенуа, – было в обыкновенные дни не бог весь каким интересным и уже, во всяком случае, не отличалось нарядностью – слишком сказывалась близость рабочего пригорода… Обыкновенно же мимо нас тянулись бесконечные вереницы возов с разными товарами или просто крестьянские телеги, отправлявшиеся из деревень в Петербург и обратно. Пеший люд состоял из всякого рода мастеровых и рабочих, да еще из охтенских молочниц, которые шли по утрам целыми взводами с коромыслами, на концах которых побрякивали жестяные кружки с молоком, и с корзинами масла и творога за спиной. То были или подлинные чухонки или русские бабы и девушки, старавшиеся, однако, в говоре подделаться под чухонок, дабы заслужить большее доверие покупателей – ведь особенно славилось именно чухонское масло. «Ливки», «метана», «ворог», «яйца вежие» – звонко выкликаемые чухонками – вызывали представление о чём-то чрезвычайно доброкачественном и заманчивом».
Вероятнее всего, в «Онегине» поэт описывал петербургскую зиму, потому что он не упомянул ни о рыбаках, продававших свой улов на набережных с весны до осени, ни о речных прогулках, этом излюбленном летнем развлечении петербуржцев. «Генерал Малютин, командовавший Измайловским полком, отличался в Петербурге старинным русским хлебосольством, молодечеством и удальством, – вспоминал литератор Фаддей Булгарин, герой многочисленных эпиграмм Пушкина и Лермонтова. – В Измайловском полку были лучшие песенники и плясуны, и как тогда был обычай держать собственные катера, то малютинский катер был знаменит в Петербурге своим роскошным убранством и удалыми гребцами-песенниками. Вот образчик тогдашней жизни. Осенью 1806 года, в пять часов пополудни, отправился я в Измайловские казармы… На половине Вознесенского проспекта услышал я звуки русской песни и музыки. У Измайловского моста я нашел такие густые толпы народа, что должен был слезть с дрожек и пробираться пешком. Что же я тут увидел! Возле моста, на Фонтанке, стоял катер генерала Малютина. Он сидел в нём с дамами и несколькими мужчинами, а на мосту находились полковые песенники и музыканты, и почти все офицеры измайловского полка, в шинелях и фуражках, с трубками в зубах. Хоры песенников, т. е. гребцы и полковой хор, то сменялись, то пели вместе, а музыканты играли в промежутки. Шампанское лилось рекой в пивные скатаны [стаканы], и громогласное «ypa!» раздавалось под открытым небом. В самое это время государь-император подъехал, на дрожках, с набережной Фонтанки, шагов за пятьдесят от толпы народа, и спросил у полицейского офицера: «Что это значит?» – «Генерал Малютин гулять изволит!», отвечал полицейский офицер, и государь-император приказал поворотить лошадь, и удалился. Тогда это вовсе не казалось странным, необыкновенным или неприличным. Другие времена, другие нравы!»
Действительно, другие нравы. Александр I «Благословенный» в начале правления показал себя либералом. Впоследствии и жизнь внесла свои коррективы в мировоззрение императора, и многие начинания оказались нереализованными, но начало Александровых дней действительно выглядело прекрасным, тут уж Пушкин ничего не преувеличил. Особенно по контрасту с гнетущим правлением Павла I.
Война 1812 года не коснулась Петербурга напрямую. В трехдневном сражении под Клястицами,[36] продолжавшемся с 30 июля по 1 августа 1812 года, русский корпус генерал-лейтенанта Петра Витгенштейна разгромил превосходящие силы наполеоновского маршала Николя Удино, в результате чего продвижение французов в направлении Санкт-Петербурга было остановлено. Но последствия войны ощущались в столице в полной мере.