— Позвольте спросить, сударыня, — подскочил половой, — серебром или ассигнациями?
— Бумажными.
— Тогда попрошу пять рубликов.
Кофейный дом — заведение не дешевое, но и место выбирала я сознательно. Под свой кошелек, а не жадность Дюпре. Розовая бумажка[8] совокупно с жестом, что возврата не надо, сделала человека счастливым.
— Это еще не конец, мисс Александра, — бросил мне в спину англичанин.
— Это прямая угроза, мистер Дюпре? — обернулась я.
Спросила на русском.
— Это…
Я не могла этого видеть, но мои зрачки на мгновение сжались в точку, а граф прохрипел:
— Да, это угроза, мисс Болкошина.
Граф ужасно коверкал русские слова, но произнес это громко и так, что услышали его все служки и посетители.
— Вот и хорошо, — кивнула я и покинула кофейню.
Глава 2
До Управы благочиния[9] у Вознесенского моста через Екатерининский канал я дошла пешком. И не для того, чтобы привести мысли в порядок — они и так были ясны как небо в погожий день — а успокаивая нервы. Видит Мани, как мне хотелось выхватить из потайной складки в юбке пистоль и разрядить ее в мерзкую харю графа Каледонского! Но тогда до Средней Мещанской я добиралась бы не сама, а в компании полицейских и в сопровождении пристава из Особого отдела.
Двухэтажное здание Управы просило ремонта, а еще лучше — сноса и полного перестроения. Обер-полицмейстер столицы Иван Саввич Горголи, насколько мне известно, неоднократно подавал прошение на имя Сергей Кузьмича Вязмитинова[10], но министр к чаяниям своего подчиненного оставался глух, так что приставы продолжали ютиться в тесноте. Петербург быстро разрастался, полицейская же власть за ним не поспевала. Зато даже быстрее города расширялись ряды лиходеев всех мастей. До Сенной площади отсюда рукой подать, но туда и днем соваться не стоит, а ночью за кошелек или жизнь никто и полушки не даст.
Городовой на входе меня узнал сразу и бодро козырнул, удостоившись моего благодарственного кивка.
— На месте ли Николай Порфирьевич, любезный?
— У себя-с, милостивая государыня. Извольте пройти-с!
Пристав уголовных дел Николай Порфирьевич Спиридонов и в самом деле был у себя. Встретил он меня любезно, но показушно вздохнул, выразительно посмотрев на заваленный бумагами стол. Я лишь мило улыбнулась ему и, дождавшись кивка, присела на стул для посетителей.
— Сашенька, ты коим чертом ко мне?