Книги

Сафьяновая шкатулка

22
18
20
22
24
26
28
30

— А, — сказал я, — черт с вами! Не хотите говорить, и не надо! Без вас обойдусь. С вами не столкуешься, надо чугунную башку иметь, чтобы с вами разговаривать! Где это видано, чтобы с гарихачцами можно было по-человечески поговорить! Вам бы только поле перетаскивать с одного берега на другой!

— Ишь чего вспомнил, будто сам не гарихачец! Слушай, одну пару быков твой же дед погнал на правый берег, да еще как гнал! Впереди всех гнал, думал, ему больше достанется!

— Наверно, его надоумили такие же сукины дети, как вы! До свидания! — сказал я в сердцах и отошел от них. — Иначе бы он не погнал волов впереди всех! — крикнул я издали. — И вообще дед мой умер еще в Шуше!

— А наши деды умерли в Париже, что ли?

Я не ответил, даже не обернулся в их сторону, ну их, в конце концов, к черту! Сам не пойму, зачем мне втемяшилось узнавать, за что его сняли с председателей, этого Авага. Наверно, во мне гарихачская закваска говорила, не иначе!

5

Через неделю собрались почти все взрослые гарихачцы, собрались задолго до объявленного времени, не успев даже помыться и поесть. Мест в правлении не хватило, сельчане расселись кто где мог, на длинных, кое-как сколоченных скамьях, на полу вдоль стен, на подоконниках, а то просто стояли, прислонившись к стене. Сизый дым от толстых самокруток и чубуков плотным слоем висел над головами гарихачцев, женщины визгливо покрикивали на мужчин: «Слушай, перестань, дышать нечем!» Те отвечали какой-нибудь сальной шуткой — и взрывался веселый, чуть нервный от долгого ожидания смех. В помещении быстро темнело, одна из женщин зажгла электричество, потом принесла графин с водой и поставила на стол, покрытый закапанной чернилами красной скатертью. За столом уже сидела Ануш, местная учительница, — она обычно вела протоколы. В тесном для столь большого количества людей помещении стоял плотный, непроницаемый гул. Но когда с первых рядов поднялся Аваг и присел к столу, в помещении мгновенно утихло. Кто-то вполголоса, однако слышимо для всех, пошутил: «Похоже, председателем опять будет Аваг». В зале раздались смешки, кто-то из женщин сказал: «Типун тебе на язык!» У Авага заиграли желваки на скулах, но шутник, испугавшись, быстро поправился: «Я говорю — председателем собрания!» Получилось еще смешнее, смеялись уже все и не стесняясь.

Вскоре пришел и Арташес — ровно в назначенное время. Он тоже прошел за стол, положил картонную папку, которую держал под мышкой, и с ходу заговорил в наступившую тишину помещения:

— Вы уже знаете, товарищи, что на прошлой неделе мы у себя в правлении обсуждали этот вопрос. Что это за вопрос — вы тоже знаете. Мы решили провести в село воду. Средства на это у нас есть.

— А трубы какие будут? Опять глиняные? — подал голос дед Саак, бывший гарихачский мельник.

— Нет, Саак-апер, на этот раз они будут железные, — с улыбкой пояснил Арташес.

Дед Саак поднял руку. Арташес, не поняв этого жеста, обернулся к нему:

— Ты хотел еще что-то сказать, Саак-апер?

— Нет, это я голосую «за».

— Постой, до голосования еще далеко. — И снова к собравшимся: — Я должен предупредить вас, товарищи, что во время обсуждения этого вопроса в правлении два человека из шести выступили против моего предложения.

В помещении настороженно умолкли, затем Русагет Хачатур сказал возмущенно:

— Ара, у кого же это мог язык повернуться сказать против такого доброго дела, а? Он что, не гарихачец?

— У него, наверно, жена за водой не ходит, потому и против!

— Или в его огороде родник открылся и он скрывает это от гарихачцев!

— Ара, клянусь честью, — вновь встал Русагет Хачатур, причем эти слова сказал по-русски. — Клянусь честью, он не из Гарихача, это точно! — добавил он уже по-армянски, поскольку запас его знаний русского языка пришел к концу.