1

Несколько десятков лет назад семнадцать семейств армянских погорельцев из Шуши вместе со своими детьми, коровами, подойниками, кастрюлями, ослами, женами, перевалив через горы, через ущелья, спустились в долину небольшой, но бурной реки, перешли реку вброд, походя утопив в ней двух ослов и одного ребенка, и выбрались на левый берег. Здесь осмотрелись, почесали затылки и решили, что берег слишком открытый для чужого глаза. И углубились в лес, окутывавший весь левый берег реки до самого подножия Мрав-горы с шапкой снега на острой верхушке.

Шли, шли, шли и к вечеру, не дойдя шагов трехсот до гребня первой горы, наткнулись на разрушенный то ли хлев, то ли землянку. Чуть поодаль от этого сооружения стоял покосившийся на один бок каменный крест. А может, то был и не крест вовсе, а обыкновенный валун, похожий на крест. Рядом с этим крестом росло несколько колосьев ячменя. Откуда крест, кто посеял ячмень и зачем всего несколько колосьев — никто не знал. Может быть, ветром занесло семена, а может быть, в хлеву когда то держали скот и скармливали ему ячмень. Кто знает? Но и крест и ячмень были, это точно. Стали размышлять: раз крест, значит, кристонья; раз кристонья, значит, армянин, потому что в Карабахе только армяне кристонья. Стало быть, здесь до них ступала нога армянина. А раз так, стало быть, земля армянская, а значит, и наша. А коли наша, то от добра добра не ищут: здесь и надо осесть, лучшего места все равно не найти — если идти дальше, то как раз попадешь на лысую макушку Мрав-горы, где даже летом снег не тает…

И осели. Разожгли один общий костер на всех, приготовили одну общую похлебку на всех, поели и завалились спать. А утром стали прикидывать, кому где строиться.

Один сказал:

— Я буду строиться здесь, тут мне нравится.

Другой сказал:

— А я — чуть выше, вон у того дуба.

Третий сказал:

— А я — еще выше, под той скалой, что в виде петушиного гребня.