– Довольно, Ларри, – сказала мать. – Даже не знаю, как мы выдержим неделю в компании с этим… с этим… надушенным сибаритом.

– Мне, между прочим, тоже предстоит его терпеть, не забывай об этом, – огрызнулся Ларри.

– В конце концов, он твой друг… то есть друг твоих друзей… В общем, кем бы он ни был, постарайся, чтобы мы его видели пореже.

– Если ты не хочешь, чтобы я посыпал перцем его задницу, – вставил Лесли. – Этот вонючий…

– Лесли! – оборвала его мать. – Достаточно.

– А что, не так? – заупрямился он.

– Так, дорогой, но не обязательно говорить об этом вслух.

– Я, конечно, постараюсь, – сказал Ларри, – но не моя вина, если он придет на кухню и станет учить тебя кулинарным изыскам.

– Предупреждаю тебя, – воинственно начала мать, – если этот человек переступит порог кухни, я уйду… я уйду и…

– И станешь отшельницей? – предположил Ларри.

– Нет, я стану жить в отеле, пока он не уедет. – Это была ее любимая угроза. – И сейчас я не шучу.

Надо отдать Ларри должное, в последующие дни он мужественно взял графа Россиньоля на себя. Сводил в городскую библиотеку и музей, показал ему летний дворец кайзера со всеми безвкусными статуями и даже поднялся с ним на самую высокую вершину Корфу, гору Пантократор, чтобы продемонстрировать окрестные виды. Про библиотеку граф сказал, что она явно проигрывает Французской национальной, местный музей, мол, совсем не чета Лувру, резиденция кайзера величиной, архитектурой и всем своим убранством уступала хижине, в которой жил графов садовник, ну а вид с горы Пантократор даже нечего сравнивать с обзором, открывающимся с любой горы во Франции.

– Он просто невыносим, – сознался Ларри, приводя себя в чувство бутылкой бренди в спальне матери, где мы все укрылись от графа. – Он помешан на Франции. Я не понимаю, зачем было оттуда уезжать. Он уверен, что даже телефонная служба там лучшая в мире! И у него совершенно отсутствует чувство юмора, как у какого-нибудь шведа.

– Дорогой, не переживай, – сказала мать. – Уже не так долго осталось.

– Не уверен, что я смогу продержаться. Бог – вот пока это единственное, в чем он не приписал первенство Франции.

– Вероятно, их вера в Бога самая истовая, – предположил Лесли.

– Почему бы нам не устроить ему какую-нибудь пакость? – мрачно заявила Марго. – Что-то совсем гадкое.

– Нет, Марго, – твердо сказала мать. – Мы никогда не делали пакостей нашим гостям… ну разве только в шутку или случайно… и не будем начинать. Придется потерпеть. Осталось недолго, всего несколько дней.

– Дьявольщина! – неожиданно воскликнул Ларри. – Совсем забыл. В понедельник эти чертовы крестины!

– Ты не мог бы пореже чертыхаться, – попросила мать. – И при чем тут это?