Хофнер даже задохнулся от возмущения и не мог вымолвить ни слова.

Я решил заканчивать.

— Насколько я понимаю, вы не согласны. Поэтому мой приказ остается в силе. Закон, которому я подчиняюсь, обязывает меня в первую очередь заботиться о здоровье и жизни людей, а детишек в особенности. Если в их интересах придется поступиться некоторыми правами частной собственности, так оно и будет.

Теперь уж я встал, давая им понять, что больше они мне не нужны. Хофнер пробормотал какие-то примирительные слова, и «деловые круги» удалились. Остались Дюриш, Стефан и Лютов. Стефан впервые, кажется, после приезда широко улыбался. Дюриш тоже, но менее уверенно. Лютов сидел как истукан. Мне хотелось с ним поговорить наедине, и я отпустил Дюриша со Стефаном. Уютно устроившись в кресле, Люба уходить не собиралась. Очень уж хотелось ей послушать, о чем я буду толковать со старым офицером белой армии. Для нее он и вовсе был выходцем из древней истории. Но предстоящей беседе она могла только помешать.

— Любаша, — намекнул я ей, — у тебя, наверно, есть дела, так ты иди.

— Нет у меня никаких делов, Сергей Иваныч! — радостно успокоила меня Люба.

— Ну, если дел нет, то пойди отдохни, потом у нас еще много будет работы.

На этот раз она поняла, покраснела и вышла. Лютов еле-еле усмехнулся.

Теперь я разглядел его подробней. Подумалось, что когда-то он был красив и, наверно, легко завлекал женщин голубыми глазами, и спортивной фигурой. Но это было когда-то. Сейчас глаза его выглядели странно — один выцвел, слезился, другой блестел, как начищенный. Потом уж я догадался, что второй у него искусственный. И от фигуры остался высокий костяк, обтянутый дряблой кожей.

— Расскажите о себе, господин Лютов.

Он поерзал в кресле, как будто перебарывая зуд. Была у него такая дурная привычка — время от времени почесывать то спину, то колени.

— Разрешите уточнить, господин комендант, что именно вас интересует?

— Хочу взять вас в комендатуру переводчиком. Но должен знать, с кем имею дело.

— Я уже имел честь доложить вам, что был штабс-капитаном.

— Значит, вы русский.

— Был.

— Как это понять? Вы что, не только подданство сменили, но и национальность?

— Ничего я не менял, само… стерлось.

— Что стерлось?

— Да все. Был русским, был дворянином, был православным. Развеялось.