Способность забывать страдания — в природе человека. Для него, одиночки, эта способность — благо. Для человечества — беда. Желание отбросить тяжелый, гнетущий груз прошлого бывает неодолимым. Уставший мозг, измотанные нервы нашептывают тебе: «Довольно о том, что было! Улыбайся мирному небу и забудь о падавших с него бомбах. Радуйся крикам новорожденных и не думай о воплях детей, сожженных, растерзанных, умерших с голоду. Любуйся лицами новобрачных и выбрось из головы тех парней, которые погибли, не успев стать мужьями».

Забывшему прошлое так легко отмахнуться от настоящего — от гитлеровских генералов, возглавляющих мощнейшую армию Западной Европы, от ядерных боеголовок, спрятанных рядом с жилищами, от кровавых войн, уже развязанных в других частях света…

В одном из приговоров, которым была оправдана очередная группа хубе и бергеров, содержится такая мотивировка: «За десятилетия, прошедшие с момента совершения преступления, вуаль забвения окутала муки жертв и слезы их родных».

Эти слова, поразительные по цинизму, вонзились в меня, как пули снайпера. Вот на что надеются, чего добиваются они всеми средствами! Не только многочисленные хубе и их судьи. Всем хозяевам «свободного» мира необходима «вуаль забвения». Заставить народы забыть. Все забыть: и муки, и слезы, и предательство, и мюнхенский сговор, и печи Биркенау, и братские могилы, и рвы с кипящей человеческой плотью, и атомный гриб над Хиросимой.

Помнишь реплику Билла: «Зачем вспоминать?» Иначе ведь не обманешь народы, если не заставишь их забыть правду. Поэтому тысячи рук неустанно ткут вуаль забвения. Ткут профессора и генералы, министры и радиокомментаторы, попы и журналисты.

Соткать такую вуаль, изгнать из людской памяти ужас прошлого, чтобы все начать сначала, — это не такая уж трудная задача, как может показаться. Вуаль забвения для стариков легко оборачивается завесой незнания для юношей, для тех, кто созревает между войнами, в периоды, когда для новой бойни еще не хватает пушечного мяса. Это и понятно. Молодым не приходилось испытывать муки и проливать слезы. Они только слышали и читали, а слова улетучиваются из памяти куда быстрее, чем жизненный опыт.

Твоя рукопись укрепила меня в мысли, что нет для нас задачи важнее, чем рвать в клочья эту проклятую вуаль. Разоблачать и напоминать! Бить в набат! Чтобы убаюканные проснулись, успокоенные встревожились, разрозненные объединились! Бить в набат!..

Передо мной конверты с адресами Стефана и Франца. Пишу поздравления с наступающим 1966 годом. Ребята мои притихли. Они знают: когда отец сидит с пером в руках, им лучше помолчать. Голос только одного человека, не признающего моего права на тишину, доносится из кухни. Это Любаша напоминает:

— Не забудь передать привет!

Не забуду.