Стефан не сразу перевел мои слова. Он тоже не ожидал такого поворота. Но тут же моя догадка перешла к нему, он сам поверил в нее и взглянул на меня с завистью — не ожидал от меня такой проницательности.

Бауэр так побледнел, что только лепестки шрама остались розовыми и выделялись на лице, как приклеенные.

— Какую Терезу? — чуть слышно спросил он.

— Нойхойзер.

Он явно струсил и тянул время, чтобы прийти в себя от нежданного удара.

— Никогда не видел эту женщину, — сказал он.

— И мужа ее не видели?

— Мужа знаю. Вместе лежали. А жену его…

— Когда Нойхойзер выписался из клиники?

— Не знаю, я ушел раньше.

— Врете! Вас видели в Содлаке в день убийства Терезы. А муж ее исчез еще раньше. Куда он делся?

Бауэр уже почуял, что следователь из меня никудышный, допрашивать не умею, и приободрился, стал отвечать уверенней.

— Это мне не известно.

— Но вы признаете, что восемнадцатого апреля еще были в Содлаке?

— Нет. Я ушел из города пятнадцатого.

— Расскажите день за днем, где вы были и что делали до момента, когда вас поймали.

Этот вопрос я задал, чтобы самому разобраться в мыслях, пока он будет врать. Эх, если бы мертвую Терезу осмотрел специалист! Он бы сразу доказал, что ее не просто задушили, как определил Герзиг, а убили именно ударом твердого, как железо, ребра ладони. А как теперь это докажешь? Я был уверен, что убил он. Убить мог только такой душитель, как Бауэр. Но ведь одной уверенности мало. Прямых доказательств нет. И причина, почему он пошел на такое, тоже неясна.

Бауэр медленно называл даты, деревни, задумывался, тянул время.

Я вспомнил, как следователь Савельев проводил проверку показаний Буланова под открытым небом, и решил последовать его примеру.

— Вот что, Стефан. Пошли мотоциклиста за Гохардом. Пусть привезут его к месту убийства Терезы. А мы поедем с этим типом.