«Наверняка останется шрам!» — запаниковала прежняя Ангэрэт, подумывая о том, чтобы заплакать.

Сегодняшняя Ангэрэт лишь сильнее сжала зубы: «Ну и пусть!»

Левая половина лица при каждой невольной гримасе отзывалась теперь пульсирующей болью.

Пустяки. Так даже лучше — боль обережёт от потери сознания.

По крайней мере, я очень надеюсь на это.

Только не останавливаться. Нельзя, ни на миг, как бы сильно ни хотелось перевести дух. Это самообман. Я попросту не сумею больше двигаться.

И не оборачиваться! Мне было страшно посмотреть назад, словно героине какой-нибудь страшной легенды.

Конечно, я понимала, что не увижу за спиной невообразимых чудовищ и не стану жертвой колдовского проклятья.

Мой страх был сильней, глубже… и реальней. Он заставлял забывать о боли, терзающей всё тело, о полуобморочной усталости, о самой себе, наконец.

Потому что мне всё стало вдруг безразлично в сравнении с тем, что я сыщу в себе смелость обернуться… а Джерард уже не дышит.

Я запрещала себе даже помыслить о таком (вполне вероятном, если уж по чести) исходе. И продолжала с безгласным упрямством тащить за собою подобие неуклюжей, наспех состряпанной из копий, плащей и веток волокуши.

И некого было, кроме себя самой, обвинять в упущенной возможности облегчить своё положение. Ведь мне всё же удалось отыскать неподалёку и в порыве безрассудной храбрости поймать под уздцы уцелевшую лошадь. От надорванной подпруги седло съехало набок, кобыла дрожала всей шкурой и пятилась, но я сумела запрячь её и даже стронуть с места, прилагая все усилия и терпение, чтобы направить, хоть вовсе не будучи уверенной в выбранном направлении.

Изначально — на одном лишь полусознательном-полуживотном стремлении убраться как можно дальше от того проклятого места, где произошла стычка.

Затем, когда взамен клокочущему в венах возбуждению вернулась способность мыслить сколько-нибудь связно, я обнаружила, что какое-то время двигалась вовсе не в сторону туата риага Айолина ап Оуина, двоюродного брата моего отца.

Там, на границе его земель, меня должен встречать выехавший навстречу жених со своими людьми.

Именно туда я обязана была стремиться, если бы хотела исполнить волю отца.

Всей душой я стремилась ко владениям деда по матери, риага Гвинфора. Я верю — он не выдаст. А дальше… Не знаю.

Сотканные из плотного мохнатого войлока тучи уже давно занавесили небо. Даже под относительной защитой деревьев настигали свирепые порывы ветра. Свой изодранный на перевязку плащ я нарочно оставила на той поляне, оставшись лишь в нижней тунике и блио*, и пробирающий всё тело озноб заставил пожалеть об опрометчивом поступке. Но на светло-голубой ткани дорогой и легко узнаваемой вещицы выразительно багровели пятна крови — никак не меньше пинты — а кто возьмётся утверждать, что пролилась она не из моих ран?

А чтобы укрепить подозрения в трагической кончине высокородной невесты, без особых сожалений откромсала ножом волосы — выше плеч, и идущей кругом голове сразу стало легче. Золотые пряди разлетелись по поляне, запутались в кустарнике.

При всём желании я не могла предоставить более весомые доказательства собственной гибели, руки и ноги мне ещё пригодятся.