– Пять дней без «языка», – уже не гремел, а вздыхал полковник Сажин. – Как воевать? Нет, ты мне скажи, как воевать? Пленных полно, но все они с передовой. А мне нужно знать, что делается в их тылах! – вдруг чисто по-громовски врезал он кулаком по земляной стене. Но сделал это неумело, отшиб пальцы и, поморщившись, слизнул кровь со ссадины. Потом безнадежно махнул рукой и спросил: – Слушай, старшина, а тебя-то Рекс признает?

– Знать – знает. Но признает только капитана Громова и, вы уж меня не выдавайте, – виновато моргнул Седых, – младшего сержанта Орешникову.

– Тоже мне, тайну открыл, – усмехнулся Сажин. – Жену Громова вся дивизия знает. Да-да, жену! – с нажимом повторил полковник. – Поэтому слушай приказ: отвести Рекса в медсанбат и передать Маше. Будет спрашивать, в чем дело, объясни, что капитан Громов в длительном поиске, пошел, мол, по тылам противника. И вообще! – повысил он голос. – Пока не получили официального извещения, пока сами не предали боевого товарища вот этой земле, – топнул он ногой, – приказываю командира разведки считать без вести пропявшим!

– Так точно, без вести пропавшим! – подхватил Седых.

– То-то! Мало ли что видели саперы: бросился с миной под гусеницы «тигра». Может, отшвырнуло взрывной волной или что-нибудь еще… На войне не такое бывает. Но Орешниковой об этом ни гугу!

– Есть, ни гугу, – козырнул Седых. – Прошу прощения, товарищ полковник, – вы прямо надежду дали. Может, и правда, лежит где-нибудь наш капитан и ждет. А что, если пошуровать в том месте по воронкам да канавам?

– Уже шуровали. Без тебя догадались. Но сначала там шуровали немцы.

– Не может быть! Нет, в плен наш капитан не сдастся! Вы что?! Да он! Да как вы могли такое подумать?! – налился краской Седых.

– Помолчи, не кипятись. Разве я об этом? Я только говорю, что тот участок пять часов был у фрицев. Могли они собрать контуженных и раненых?

– Не могли. Не до того было. Наша артиллерия вела такой огонь, что им не высунуться.

– Верно говоришь. Ладно, что-нибудь придумаем. А пока затишье, бери собаку и веди в медсанбат.

Седых потрепал вялые уши Рекса, предложил кусок сахару, но тот даже не посмотрел на него. А когда старшина взял его за поводок и куда-то повел, Рекс послушно поплелся следом. Как-то сразу дали себя знать все раны, и Рекс с трудом волочился, припадая на перебитые лапы, а из глотки вместо ровного дыхания вырывался мерзкий сип. Но Рекс шел. Ему было все равно, куда и зачем идти. К тому же он чувствовал, что хозяин в этом блиндаже не появится. А раз так, какая разница – лежать, сидеть или тащиться по развороченной земле.

Первым увидел Рекса доктор Васильев. Он стоял в заляпанном кровью халате и деловито сортировал раненых: на стол, на перевязку, в тыл…

– Вот, – козырнул Седых. – Полковник Сажин приказал передать младшему сержанту Орешниковой.

Васильев взглянул на Рекса и опустился на пенек.

– Неужели? Где? Когда?! Не может быть!

– Прорвались танки. Комдив приказал взять саперов и остановить. Наши ребята тоже пошли, но капитан уговорил часть разведчиков оставить. Из саперов кое-кто уцелел, а наши не вернулись. Я тоже должен был быть там. Там, а не здесь! – вдруг заплакал Седых. – Ну почему он меня не взял? Почему я жив? Как жить? Как людям в глаза смотреть? Век себе не прощу. Эх, товарищ капитан, какой это был командир! За таким хоть в огонь, хоть… Не взял он меня в огонь, не взял. А как мы слушали соловьев!..

Слезы катились из закрытых глаз старшины. Он понимал, что так нельзя, но никак не мог с собой совладать. Васильев достал какой-то флакончик, заставил старшину отхлебнуть – и тот успокоился.

Потрясенный Васильев не мог сказать ни слова. Уж кто-кто, а он, каждый день имеющий дело со смертью, мог бы привыкнуть к тому, что на войне бывают не только раненые, но и убитые. Но Виктор? При чем тут его лучший друг Виктор Громов? Чтобы такой лихой парень позволил догнать себя какой-то дрянной пуле? Да и что ему пуля, он совладает и с пулей! Наконец в нем проснулся врач.

– Стоп! Спокойно. Хоть что-нибудь от него осталось? Где схоронили?