Глава 13

От слов Софьи мне стало как-то… обидно. Если это чувство так можно назвать. «Обидно» звучит как-то унизительно, но в груди защемило от ее слов. Она не верит мне. И быть может всему виной не ее вздорный характер, а я сам… Сам! Именно я показал себя таким, кому верить нельзя.

Неприятное чувство, честно говоря. Но хуже всего не это… Она ведь права, раз думает обо мне так. Это для нее я хотел сделать широкий жест, мол, отпустил бедолаг. Отпускать я их не собирался. Я же не совсем сбрендил. Какой мне смысл отпускать тех, кто опозорит Эмираты перед всем миром, если им развязать язык. Нет… Нужно быть совершенно тупым, чтобы это сделать.

Но и убивать их я передумал. Могут ведь работать где-то, приносить пользу стране, могут доживать свой век.

Но Софья меня сразу раскусила. Она поняла, что я лгу. А мне это неприятно. Неприятно, что столь желанная мной женщина, так пакостно обо мне думает.

Выйдя из номера, шел в другие апартаменты. Туда уже должны были привести Амину. Не знаю, смогу ли ей сходу сказать, что я ее сын. Сложно столько лет видеть эту женщина в своих владениях и помнить наставления отца: не трогай ее, пусть доживает отпущенное ей. А потом вдруг узнать, что она не просто одна из его наложниц, она моя мать… И ведь ни разу у нас с ней не получилось поговорить. Ни разу. Я сам держался от нее подальше.

Подойдя к двери другого президентского люкса, дернул за ручку. В холле на диване сидела Амина и по периметру стояли мои люди. Они сразу же поклонились и вышли.

– Господин, мы за дверью, – произнес Абдул.

Я ему кивнул и перевел взгляд на Амину. Вся жизнь промчалась перед глазами. Детство, отрочество, юность, молодость… Мне 30 лет. А я только сейчас увидел свою мать глазами сына, а не глазами шейха, которому отец велел не выгонять ее.

– Ты уже выяснил правду? – спокойно она произнесла.

Я же бросился к ее ногам и положил голову к ней на колени. Слова больше не требовались. Достаточно ее материнской ласки и моего сыновнего почтения. Матушка гладила меня по голове.

Несколько минут я так и просидел на полу, не смея поднять на нее глаза. Я рыдал. Рыдал как ребенок, у которого украли детство и родную мать. Я рыдал как тот, кто натворил много зла и вдруг начал раскаиваться. Но что мне делать? Как быть? Я же меж двух огней. Между Востоком и Западом…

– Мама, прости меня. Прости моего отца. Прости мой народ. Это традиции. Он ничего не мог поделать, как и я не могу. Некоторые считают, что шейхи все могут. Да, могут. Но не все! Мы в еще более жестких рамкам, чем обычные люди.

– Сынок, я понимаю. Но у меня было украдено самое дорогое. Самое ценное! У меня был украден сын! И время с ним! Я не нянчила тебя, не прижимала к груди, не кормила, не растила, не обучала. У меня все это было украдено! Этого ничем не вернуть. И я не могу простить ни твоего отца, ни его народ. Почему я говорю ни его народ, потому что этот народ не твой. А только наполовину! Ты не можешь отрицать своих корней, которые дала тебе я.

– Мама, с этого же мгновения ты свободна и вольна делать что хочешь. Хочешь вернуться в Россию – вернешься в тот же день. Я одарю тебя деньгами и подарками, чтобы искупить свою вину.