Глава 14

Она никто… Как папа мог такое сказать? Как она может быть никем? Она же вынашивала меня в утробе девять месяцев, родила в муках. Она моя мама. Как он мог сказать, что моя мама никто? А кто же тогда моя бабушка, которая родила его? Тоже никто? Как он мог со мной так поступить? Он лишил меня матери, самого дорогого человека в жизни каждого.

Сидя рядом с матушкой, чувствовал сильнейший разрыв шаблонов, что были в голове. От такого можно и с ума сойти или откинуться от инфаркта. Сердце тарабанило в груди. Я метался, метался в своих мыслях. Душа болела, изнывала. Мне 30, а чувствую себя маленьким испуганным мальчишкой, загнанным в угол обстоятельствами.

Что мне делать? Я хочу дать матери все, что у нас отняли. Я не хочу ее разочаровывать. И единственное, как я могу хотя бы отчасти компенсировать ее страдания, это закрыть гарем, отпустить невольниц. Но хуже всего то, что отпустить нужно именно Софью. На остальных мне плевать. Мама знает, что я влюблен в нее. Видно, то же самое было и у отца к маме. Он любил ее… а потом… потом отнял ее ребенка.

Неужели я буду таким же жестоким? Впрочем, разве я был мягче? Я же клеймировал Софью и других наложниц. Конечно не собственными руками, а руками моих людей. Но приказ-то отдавал я… Так, должно быть, поступал и отец. Он же научил меня…

– Мама, у тебя есть татуировки? – спросил дрожащим голосом.

Про проколотые части тела и клеймо я даже боялся спрашивать.

Она закрыла глаза, слезы покрыли все ее лицо.

– Есть. Несколько. Есть пирсинг, есть клеймо. Есть шрамы от ударов плетью… Но это было еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Они меня подавили, чтобы перед ним я была безропотной ланью. Твой отец заботился обо мне, он любил меня… Но его мать запретила ему. Она приказала забрать нашего ребенка. Я до сих пор помню наш последний разговор по душам. Тогда-то все и изменилось.

– Амина, ты не представляешь, как я тебя люблю… Но свой народ и семью я люблю больше, – погладил он лежащую на родильной кушетке роженицу, которая не очень понимала смысла его слов.

Светлана только десять минут назад родила сына, ее накрыла эйфория счастья после того, как боли ослабли и малыш появился на счет. Поцеловав ее в щеку, шейх обошел вокруг кушетку. Младенец причмокивал грудь, все время роняя сосок. Молодой отец зыркнул на акушерку, давая невербально ей команду забрать ребенка.

– Дайте мне его, его нужно помыть и проверить, – произнесла она неуверенно.

Руки Светланы ослабли, она рожала 18 часов, это ее очень вымотало. Но энергии в ней было хоть отбавляй. Она мечтала о том, что подарит своему любимому сына. И вот это наконец случилось. Шейх поцеловал женщину в щеку.

– Прости. Я должен, – сказал и вышел из комнаты.

Слушая рассказ матери о том, как это все произошло, сидел, не мигая. Болела душа. Это жестоко. Это бесчувственно. Но как я воспринял бы ситуацию, если бы она не касалась меня лично. Равнодушно. Я бы не посчитал ее жестокой. Мне было бы плевать. Таким вырастил меня отец. Ему самому приходилось быть жестоким, порой несправедливым. Но разве у него был выбор? Или все же выбор есть всегда? Только он может быть легким – плыть по течению. А может быть сложным – идти против.